– Я не стану сейчас особенно настаивать. Будем считать, что вы ответили «нет». И запомните, я могу долго ждать того, что хочу получить. Хочу верить, что в один прекрасный день вы скажете «да».
– Не скажу!
– Скажете, дорогая. Надеюсь, у меня нет соперника? Уверен, что нет.
Нелл не ответила. Она напоминала себе, что обещала матери никому не рассказывать о своей помолвке, и в глубине души чувствовала стыд.
Джордж Четвинд завел веселый светский раз-говор.
Глава 7
Август был трудным месяцем для Вернона. Нелл с матерью уехали в Динар. Он писал Нелл, и она ему отвечала, но в ее письмах не было ничего, что могло бы его порадовать. Нелл писала, что весело проводит время, хотя и жалеет, что его нет рядом.
Работа Вернона носила чисто рутинный характер и не требовала большой сообразительности. Нужны были только методичность и аккуратность. Так что его ум ничто не отвлекало от тайной любви и музыки.
Вернон решил написать оперу на сюжет полузабытой детской сказки о принцессе в башне. В его мыслях она ассоциировалась с Нелл – теперь вся сила его любви устремилась в новое русло.
Вернон работал как проклятый. Слова Нелл о его беззаботном проживании с матерью не давали ему покоя, и он настоял на том, чтобы жить отдельно. Ему удалось снять дешевую квартиру, создавшую абсолютно незнакомое ему чувство свободы. В «Кери-Лодж» Вернон никогда не смог бы толком сосредоточиться. Мать все время хлопотала бы над ним, уговаривая то поесть, то подышать свежим воздухом, то лечь спать. А на Артур-стрит он часто с наслаждением засиживался до пяти утра.
Вернон сильно похудел и выглядел изможденным. Майра беспокоилась о его здоровье и навязывала ему тонизирующие средства, но он уверял, что чувствует себя великолепно. Вернон никогда не рассказывал матери о своих занятиях. Иногда он впадал в отчаяние, а иногда ощущал прилив творческих сил, удачно завершив очередной фрагмент.
Вернон неоднократно ездил в Лондон и проводил уик-энд с Себастьяном, который в свою очередь дважды приезжал к нему в Бирмингем. В этот период Себастьян был для Вернона самой надежной опорой. Вернон по-прежнему был очень привязан к другу, а кроме того, высоко ценил его мнение во всех областях искусства. Он играл ему отрывки на взятом напрокат пианино, объясняя, как они будут оркестрованы. Себастьян слушал, молча кивая, а потом обычно говорил:
– Это должно получиться, Вернон. Продолжай.
Он тщательно воздерживался от резко-критических замечаний, считая, что они могут стать роковыми. Вернон на этой стадии творчества нуждался только в поощрении.
– Именно этим ты намеревался заниматься в Кембридже? – спросил однажды Себастьян.
Вернон задумался.
– Нет, – ответил он наконец. – Во всяком случае, это не то, что я представлял себе вначале – после того концерта. Та идея исчезла – возможно, она вернется через некоторое время. Очевидно, эта вещь будет достаточно традиционной. Но я так ее и – задумал.
– Понятно.
При встрече с Джо Себастьян откровенно высказал ей то, что думал.
– Вернон называет свое сочинение вполне традиционным, я же считаю, что это не так. Оно совершенно необычно – особенно в том, что касается оркестровки, – ему, правда, недостает еще мастерства. Это блестяще, но незрело.
– Ты говорил ему об этом?
– Господи, конечно нет! Одно обескураживающее слово – и он выбросит всю работу в мусорную корзину. Я знаю эту породу. Сейчас я кормлю его похвалами по чайной ложке. Позже нам понадобятся садовые ножницы и поливальный шланг. Я путаюсь в метафорах, но ты знаешь, что я имею в виду.
В начале сентября Себастьян устроил прием в честь герра Радмаагера, знаменитого композитора. Вернон и Джо были приглашены.
– Нас будет всего около дюжины, – сказал Себастьян. – Анита Куорл, балерина, – меня интересуют ее танцы, хотя она форменная маленькая стерва. Джейн Хардинг поет в Английской опере – вам она понравится. Правда, Джейн неправильно выбрала профессию – она актриса, а не певица. Вы двое, Радмаагер и еще два-три человека. Радмаагера заинтересует Вернон – он расположен к молодому поколению.
Джо и Вернон были в восторге.
– Думаешь, я смогу создать что-то стоящее, Джо? – В голосе Вернона не слышалось особого энтузиазма.
– Конечно! – отважно заверила его Джо.
– Ну, не знаю. Все, что я написал в последнее время, никуда не годится. Я хорошо начал, но сейчас выдохся, толком ничего не создав.
– Очевидно, потому, что ты работаешь целыми днями.
– Да, наверно… – Он помолчал. – Будет чудесно познакомиться с Радмаагером. Он один из немногих, которые пишут настоящую музыку. Я бы хотел поговорить с ним о своих идеях, но, боюсь, это выглядело бы чудовищной дерзостью.
Прием носил неформальный характер. Себастьян устроил его в большой студии, где не было ничего, кроме концертного рояля на возвышении и большого количества подушек, разбросанных по полу. В углу поспешно установили стол, нагрузив его всевозможными яствами.