Хлеб великанов

пути, чем твоего Вернона. Я знаю, чего хочу, и туда иду, а он не знает, чего хочет, или

вообще ничего не хочет, но оно само идет к нему... И чем бы оно ни было, ему нужно

служить — жертвовать всем, не постояв за ценой.

— Жертвовать — чем же?

— Ах, если бы знать...

Себастьян поднялся.

— Мне надо идти. Спасибо, что накормила.

— Тебе спасибо за Радмогера. Ты настоящий друг, Себастьян. Я думаю, никакой

успех тебя не испортит.

— О, успех... — Он протянул ей руку.

Она положила руки ему на плечи и поцеловала.

— Дорогой мой, я желаю тебе получить Джо. А если нет, то я уверена, что ты

получишь все остальное!

2

Герр Радмогер не приходил к Джейн почти две недели. Он явился без

предупреждения в половине десятого утра, вошел в квартиру, не извиняясь, и осмотрел

стены гостиной.

— Это вы занимались мебелью и обоями?

— Да.

— Вы живете одна?

— Да.

— Но вы не всегда жили одна?

— Нет.

— Это хорошо, — неожиданно сказал Радмогер. Потом властным тоном приказал:

— Подойдите сюда.

Обеими руками он подтащил ее к окну и осмотрел с головы до ног; ущипнул за

руку, открыл ей рот и заглянул в горло и под конец своими крупными руками обхватил за

талию.

— Вдох — выдох! Вдох — выдох!

Он вынул из кармана портновский метр, замерил объем при вдохе и выдохе, потом

свернул его и засунул в карман. Ни он, ни Джейн не видели в этих процедурах ничего

курьезного.

— Хорошо, — сказал Радмогер. — Отличная грудная клетка, сильное горло. Вы

умны — поскольку не прервали меня. Я могу найти много певиц с голосом лучше вашего

— у вас прекрасный голос, но в нем нет чистой, серебряной нити. Если вы вздумаете его

форсировать, он пропадет — и что тогда с вами будет, спрашиваю я вас? То, что вы сейчас

поете, — абсурд; если бы вы не были такой упрямой, вы вообще не брались бы за эти

роли. Но я вас уважаю за то, что вы актриса.

Он помолчал.

— А теперь слушайте меня. Моя музыка прекрасна, и она не испортит ваш голос.

Когда Ибсен создал Сольвейг, он создал самый удивительный женский тип, который когда-

либо создавался. Моя опера вся держится на Сольвейг, и мне мало иметь хорошую певицу.

Все эти Каваросси, Мэри Мортнер, Жанна Дорта — все надеются петь Сольвейг. Но я их

не возьму. Кто они такие? Самки без интеллекта с грандиозными вокальными данными.

Для моей Сольвейг нужен совершенный инструмент, соединенный с интеллектом. Вы

певица молодая и пока неизвестная. На следующий год вы будете петь в Ковент-Гардене в

моем «Пер Гюнте», если мне подойдете. Вот послушайте...

Он сел к пианино и стал играть — ритмичные и монотонные пассажи.

— Это, как вы понимаете, снег — норвежский снег. Вот таким должен быть ваш

голос — снег. Белый, как полотно, и сквозь него пробегают узоры. Но узоры в музыке, а не

в вашем голосе.

Он продолжал играть — бесконечно монотонно, с бесконечными повторениями, но

иногда вдруг как будто что-то очень легкое вплеталось в эту ткань — то, что он называл

узорами.

Он остановился.

— Ну как?

— Это будет очень трудно спеть.

— Вот именно. Но у вас отличный слух. Вы хотите петь Сольвейг?

— Естественно. Такой шанс выпадает раз в жизни. Если только я вам подойду.

— Думаю, подойдете. — Он встал, положил руки ей на плечи. — Сколько вам лет?

— Тридцать три.

— Вы были очень несчастны, да?

— Да.

— Сколько у вас было мужчин?

— Один.

— И он не был хорошим человеком?

Джейн ровно ответила:

— Он был очень плохим человеком.

— Понятно. Да, это написано у вас на лице. А теперь послушайте. Все, что вы

выстрадали, все, чем наслаждались, вы вложите в мою музыку — без надрыва, без

суматохи, а с контролируемой, дисциплинированной силой. В вас есть интеллигентность и

мужество. Человек, не имеющий мужества, отворачивается от жизни. Вы никогда не

отвернетесь. Что бы ни выпало на вашу долю, вы встретите это с поднятой головой и

твердым взглядом... Но я надеюсь, дитя мое, что вам не слишком много доведется

страдать.

Он повернулся.

— Я пришлю партитуру, — бросил он через плечо. — Учите.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

Джейн присела к столу, невидящими глазами глядя в стену. Пришел ее шанс. Она

тихо прошептала: «Боюсь».

3

Всю неделю Вернон обдумывал вопрос, надо или нет ловить Джейн на слове. Он

мог бы подъехать в город в конце недели — а вдруг ее не будет дома? Он испытывал

неуверенность и смущение. Может, она уже забыла, что приглашала его?

Эти выходные он пропустил. Убедил себя, что она уже забыла о нем. А потом

получил письмо от Джо, где та упоминала, что дважды виделась с Джейн. Это решило

вопрос. В следующую субботу в шесть часов Вернон позвонил в дверь квартиры Джейн.

Джейн открыла сама. Когда она разглядела, кто перед ней, глаза ее округлились, но

она не высказала удивления.

— Заходите, — сказала она. — Я заканчиваю занятие, но вы мне не помешаете.

Он прошел за ней в длинную комнату с видом на реку. Она была пустой — только

рояль, диван и два кресла да на стенах бушующий вихрь колокольчиков и желтых

нарциссов. Одна стена имела особые обои — ровного темно-зеленого цвета, и на ней

висела единственная картина — странноватая группа голых древесных стволов. Чем-то

она напомнила Вернону его детские приключения в Лесу.