Хлеба и зрелищ

– Сегодня я видела Альбертину, неожиданно сообщала она. – Я видела малютку в фруктовом саду и разговаривала с ней. У нее сильный насморк, нужно было бы одеть ее потеплее. Произнося эти слова, она всматривалась в лицо служанки, – как отнесется старуха к тому, что Марта узнала правду. Старуха выглядела очень расстроенной и смущенной.

«Она стыдится своей лжи», – думала мисс Марта.

В глубине души она ненавидела старуху за то, что та пытается скрыть ребенка. Так в старый дом проник дух ненависти. Печаль, ненависть, подозрение и смятение… да, но все это тлело где-то в глубине, придавленное повседневной жизнью, как уголь тлеет под золой.

Каждый день старуха рассказывала мисс Марте, о чем толкуют в деревне. Кто женится, кто умер, кто родился. Рассказывала обо всем, что слышала от почтового чиновника, от грека, торговавшего фруктами, от молодого человека в аптекарской лавке, от молоденьких приказчиц в мануфактурном магазине «Парижские моды». Рассказывала о людях, которые ведут себя не так, как бы следовало; о женщинах, забывших о насущной добродетели-скромности, и о мужчинах, отступивших от правил чести. Иногда говорила она о людях, лишенных здравого смысла… но о них упоминала она редко. Обычно речь шла о безнравственности да о рождениях и смертях.

Она была жалкой старухой, изможденной и усталой. Ночью лежала она в своей маленькой комнатке и плакала. Не было у нее ни друзей, ни родных. Не было никого, кроме мисс Марты. Однажды она сказала мисс Марте, что из штата Айовы приехала молодая девушка погостить к своим родственникам. Восемнадцатилетняя девушка. Она была дочерью того молодого человека, который поцеловал мисс Марту Треллис под яблоней в саду.

– Может быть, вы его помните, мисс Марта? – спросила служанка. – Он отсюда уехал лет двадцать тому назад. Тогда он был красивым молодым человеком. Говорят, там, в штате Айова, он нашел себе богатую жену. А это его дочка. Вылитый портрет своего отца. Она проходила мимо почтовой конторы; идет и смеется, болтает с молоденькими девушками и парнями, а я и говорю себе: «Господи боже мой, кто бы мог подумать, чтобы у этого мальчишки была такая взрослая дочь?» Я его мальчиком помню… Быть может, и вы вспомните, мисс Марта… Такой широкоплечий, белокурый, а глаза голубые… Ну и дочь его стала взрослой девушкой…

Мисс Треллис вышла из дому и направилась в фруктовый сад. Там остановилась она под яблоней, на том самом месте, где много лет назад, поцеловал ее молодой человек. Легкий весенний ветерок обвевал яблоню, покрытую бело-розовыми цветами.

«Не может этого быть, – думала она… – Это неправда»… Вчера молодой человек ее поцеловал, и она почувствовала, как забилось ее сердце… вчера… на этом самом месте. И яблоня цвела, и… Снова видела она, как он бежит по саду, освещенный яркими лучами солнца. Его дочь… взрослая восемнадцатилетняя девушка… глаза и волосы такие же, как у отца… Отец… Не может этого быть… ведь он-молодой человек… Вот он идет по холмам, а на ее губах еще не остыл его поцелуй… Ветер развевал ее волосы. Она высвободила одну прядь, и посмотрела на нее, словно никогда раньше не видела. Прядь была седая… Грязновато-серая с черными нитями… Грязные седые космы волос… седые волосы… И тогда она внезапно поняла, что все было ложью… И Альберт Мэннинг, и прелестный ребенок, и все эти тайные способы, и горячие нежные поцелуи, и книги, и люди… все-ложь. Ложь… ложь!.. Ничего у нее не осталось… только грязные седые волосы да старая служанка с грустным лицом… и мрачный дом… и шепот… шепот… бормотанье, бормотанье, бормотанье… Не осталось ничего… не было даже воспоминаний. Никаких воспоминаний. О, если бы были у нее воспоминания!

Когда она вошла в дом, большие часы в вестибюле пробили пять. Торжественно прозвучали пять ударов. Звуки, вибрируя, вползали в комнаты. После каждого удара-пауза…Мисс Треллис вспомнила: били часы, когда она вернулась домой после того, как молодой человек ее поцеловал… Били те же часы; мелодичный бой вползал в комнаты… А она стояла в дверях-так же, как стоит сейчас, – и слушала бой часов… Молодая девушка с бьющимся сердцем… Молодая трепещущая девушка.

Спокойно, не спеша, мисс Треллис взяла каминные щипцы и ударила по циферблату часов. Разбила часы. Она действовала спокойно и решительно. Разбила старинные часы… Звеня посыпались осколки стекла. Циферблат был продавлен, стрелки уродливо искривлены. Тогда она оторвала маятник и швырнула его на пол. На пороге стояла старая служанка. Лицо ее побелело, как мел; узловатые пальцы нервно теребили передник из бумажной материи.

Потом мисс Треллис неожиданно очутилась в гостиной. Спокойно сидела в гостиной и пила чай, а подле стояла встревоженная служанка. В доме стояла необычная тишина.

– Разве часы в вестибюле остановились? – спросила мисс Треллис.

Всю жизнь она слышала несмолкаемое тиканье, и теперь тишина казалась зловещей и жуткой.