Хлеба кровавый замес

– Дайте мне того бородатого, который может побеседовать, – скомандовал комбат. – Про погибших от Пасько знаю. Так, ладно, понятно. Ты сделай там всё как надо, Тася, обеспечь готовность раненых к перелёту. – И, закончив говорить с ней, переключил внимание на душмана, которого уже вели солдаты. Стал его разглядывать…

Впрочем, внешность «бородатого» была традиционной, и он мог быть кем угодно в их иерархии. А лет ему можно было дать от двадцати пяти до сорока как минимум. Его внешний вид мало что мог сообщить дополнительного, кроме того, что этот «дуст» немного очухался.

К офицерам подошёл Джураев, который до этого помогал с ранеными и одновременно переводил Тасе.

– Спроси, кто он и что он? – начал выяснять комбат.

– Я уже спрашивал, товарищ полковник. Он говорит, что его зовут Назиф Халиль, – сообщил за «духа» Джураев.

– Хорошо… Ну тогда спроси,  где их база? Сколько их? Откуда узнали про этот наш опорник? Его же тут ещё утром не было!

Джураев перевёл и услышал вполне внятный ответ.

– Он говорит, что он не военный, что он повар по профессии, в этих вопросах разбирается плохо. Они сюда днём приехали. На машинах их привезли… Много, говорит, людей. Сколько точно – не знает…

– Повар, значит… А на карте он показать сможет, откуда они приехали?

– Он карты читать не умеет … Ехали пару часов по горным дорогам…

– Ну, ещё бы он умел читать карты… Он же по-вар!.. А зачем он, повар, пошёл воевать, взял оружие и стрелял в нас?

– Он говорит, что по профессии он действительно повар, но муллы сказали, что неверные оскверняют их землю, что они пришли убивать их народ, сказали, что все правоверные мусульмане должны дать отпор неверным…

В этот момент в поле зрения появилась группа солдат, которые на армейских одеялах несли тела своих сослуживцев. Это переносили к санитарке убитых и раненых с позиции приданных артиллеристов, чтобы Тася могла помочь раненым, и потом оттуда, от санитарки, всех должны будут забрать вертушками. Их маршрут случайным образом почти пересекался с расположением КШМки и совершенно некстати для духа совпал с моментом этого допроса.

И это действие было не вовремя так для комбата – это зрелище свежей свершившейся смерти, так оно резануло по нервам чуть успокоившегося комбата, что Проскуров неожиданно взбеленился:

– Повар, да? – и он с силой саданул в лицо этого душмана. – А мы кто?! Гондоны, что ли?! Мы им хлеб везём… медикаменты разные, жизни солдаты за этот хлеб кладут…

Душман от удара отлетел, но потом пошевелился и стал тяжело подыматься с земли.

Афганец отёр бороду от песка или пыли, сплюнул кровь, в глазах его засветились красные угольки лютой ненависти… И он что-то хрипло процедил через силу.

– Значит, муллы правы были, которые говорили, что это неверные оскверняют нашу землю, и бог повелел их убивать, – перевёл Джураев.

Комбат совсем рассвирепел:

– А до этого, сука, ты значит не знал?!! Так какого же хрена ты стрелять, тварь, начал? До него, сука, сейчас дошло, значит, «откровение»… Зачем убивал моих солдат, если ты этого не знал, а, падла?! – и он решительно рванулся к тому выродку, но Шаховской и особенно зампотех схватили его за руки и удержали, не давая убить того идейного повара. Комбат был в такой ярости, что это бы неминуемо случилось.

Шаховской своим солдатам:

– Свяжите ему руки и отправьте его к санитарке. Их обоих, и того, полумёртвого, тоже не забудьте к фельдшеру. Отправим в госпиталь на базу. Пусть в разведотделе с ними разбираются…

Вася, перед тем как подойти за этим «поваром», заглянул в лицо тому, что лежал перед их БТРом и был уколот от боли и перевязан:

– Этот всё! По-моему, готов, не дышит!

– Проверьте ещё раз хорошо, а то могут притворяться. Пусть фельдшер проверит.

Между тем, пока происходили эти события, Тася, которая закончила осмотр духов, повела за собой группу бойцов из артиллерийской батареи, которые несли раненых и погибших. Им всё же в такой темени сложно разобраться на местности, где она там находилась – санитарная летучка. Поэтому она выступила их проводником.

А события, так взвинтившие комбата, продолжались.

Комбат сидел, но спокойствие ему давалось непросто. Он бубнил то тише, то, переходя почти на крик:

– «Повар»… ети его мать… Муллы им сказали… Неверных повелел убивать… Значит, можно?!! Мы им хлеб тянем! Люди за это гибнут! Жизни за этот хлеб кладут!! А он: «Неверные оскверняют их землю»!! Суки бородатые…

Нервный импульсивный выплеск понемногу затухал, и комбат стал приходить в себя.

– Валер, успокойся. Не надо, – почти по-детски успокаивал его зампотех.

– Что «Валер»?! Что «успокойся»?! – резко повернувшись в сторону зампотеха, в ярости закричал комбат. – Я сейчас эту тварь пожалею, а завтра мне опять вертушки трупами грузить?!!

Комбат с носка и с разворота, со всей дури бьёт по металлическому стульчику у стола, который отлетает и с лязгом бьётся о бронедверь.