Хлеба кровавый замес

 Они высматривали добычу, которую спугивала с привычных мест эта шумная длиннющая грохочущая железяка. И часто орлам удавалось засечь архара или иную степную жертву и стремительно спикировать на высмотренную цель. Но финальный акт нескончаемой драмы «хищник –жертва» происходил где-то вдалеке от людских глаз, в нескольких километрах, и разглядеть события дальнейшего эпического события было на таком расстоянии невозможно.

На следующий день после первой ночной стоянки произошла авария, последствия которой увидели многие бойцы и офицеры в колонне. Это мрачное событие наглядно и недвусмысленно предупреждало очевидцев о фатальных, честных и лишенных героического пафоса обстоятельствах этой войны…

На участке трассы у одной из БМП то ли гусеница порвалась, то ли «бэшка» не удержалась на бетонке и соскочила с насыпи дороги под откос. Возможно, что монотонный ритм и напряжение сморили механика-водителя, и машина вылетела, перевернулась и, кувыркаясь, свалилась с высоты в десяток метров. Все, кто находился на броне, оказались переломаны, «перетёрты» и погибли.

 Один бедолага после такого кувыркания кубарем многотонной махины, невероятным образом остался жив. Военные медики его подняли снизу ближе к дороге и ждали свою санитарку, чтобы она могла его забрать. Но та шла сзади в колонне и находилась где-то ещё неблизко. А пока, в ожидании медицинского транспорта, он лежал совсем рядом от машин, проходящих участок на самой маленькой скорости.

 Из-за любого ЧП всегда возникал затор, а это всё приводило к обычной после внезапных остановок ситуации – «гармошке». Так получалось, что мимо этого раненого, который лежал на всеобщем обозрении, все машины поневоле проходили очень медленно, а все военнослужащие, даже не желая того, вынуждены были рассматривать.

Это лежал уже не человек в привычном представлении, это лежал обрубок. По всей видимости, он сидел на броне в одном из открытых люков, опустив ноги внутрь. И как только БМП опрокинуло и завертело, то под многотонным весом перевёрнутой машины сам люк сорвался с надёжного стопорного механизма. Он захлопнулся, и парню обрубило ноги. Но брючины оказались зажаты люком, и воин не слетел, а крутился, удерживаемый ими, вместе с машиной, и ему перерубило чем-то ещё и руку, а вторую переломало. Конечно же, ему фельдшер оказал экстренную помощь.

Машины медленно проплывали мимо этого пацана… Блуждающая улыбка и непонимание во взгляде говорили, что как минимум один-два шприц-тюбика промедола ему вкололи. Культи ног и одной руки были толсто перемотаны и обильно пропитаны кровью. Под ту подмышку, где оставалась целой рука, в каком-то месте была вколота капельница, банку от которой держал фельдшер.

Сам он курил и ждал своей санитарной машины, чтобы погрузить раненого. Иногда у него этот «укороченный» просил: «Ещё…», и фельдшер всовывал тому сигарету в рот. Паренёк поспешно делал пару затяжек, торопливо выдувая дым… Будто боясь не успеть…

Каждая машина за непродолжительное время проходила и оставляла позади этот участок свершившейся реальности…

И это трагичное и давящее на психику зрелище обрывалось.

За несколько дней пути все подразделения сводной опергруппы дивизии вышли в район основной задачи и к вечеру должны были занять свои временные опорные пункты – РОПы, которые на период нахождения в том месте, по замыслу, становились маленькими «крепостями».

Ориентировочное время нахождения там могло составить несколько суток. Это зависело от того, сколько его понадобится уже всей основной транспортной колонне – этому Великому хлебному конвою, чтобы протащить свой груз к месту назначения и там разгрузиться.

Штаб батальона Шаховского, согласно решению и боевому приказу дивизионного начальства, располагался в районе РОПа седьмой роты. Восьмая и девятая роты действовать должны были в отрыве на некотором удалении и решать свои задачи самостоятельно.

До вечера седьмая рота снялась с этого участка временной обороны, своего блока, и, проехав несколько километров, оказалась на дороге рядом с назначенным ей участком РОПа. Достигнув его, колонна роты остановилась.

 Два БТРа съехали с дороги и углубились в пустынную местность: это 701-й Пасько и 300-й Шаховского. Они медленно объезжали участок, назначенное роте Пасько для базового лагеря, ландшафт* которого представлял из себя равнинный участок плотного каменистого грунта с как будто укатанными в верхний пласт мелкими острыми камешками.