Хлеба кровавый замес

Шаховской рванул трубку телефона и закричал в неё на фоне всего своего адреналина и общей какофонии вокруг:

– Дай мне «Гранит»!

Из трубки Шаховскому слышится взволнованный ответ солдата-связиста:

– Соединяю.

– «Гранит», я – «Кама», приём, – запросил Шаховской.

Голос из трубки:

– «Кама», я – «Гранит», на приёме…

– Я – «Кама». В районе своего РОП окружена «Блесна», по ней ведётся интенсивный близкий огонь с гор до трёхсот стволов и сильный миномётный, и безоткаток. Арте под огнём к орудиям не встать. Прошу поддержку вертушками. Приём, – внятно и, стараясь говорить спокойно, доложил Шаховской. Давалось это спокойствие с большим усилием.

Пока он это говорил, за стенами кунга слышалась сильная стрельба из автоматов и крупнокалиберных пулемётов, несколько очень близких разрывов, при которых кунг покачивало от ударной волны, и Шаховской непроизвольно вздрагивал.

Из трубки прозвучало вальяжно и поучающе:

– Почему связь открытым текстом? Правил не знаешь?

Шаховской поменялся в лице. Оно стало недоумённо-злым:

– Нужна авиаподдержка! Срочно!

– Это кто там так ведёт радиообмен? – голос в трубке продолжал корчить важного начальника.

– Да пошёл ты, мудак! – Алексей резко оборвал выпендрёжного собеседника.

Шаховской бросил трубку, схватил свой ствол, выскочил из кунга. Упал в окопчик рядом с Тасей. На позиции горел один БТР. Рядом с ним заметны суетившиеся тёмные фигурки. У артиллеристов что-то сильно полыхало и чадило, и копоть стелилась от их позиции по ложбине до дороги, а затем вдоль неё к предгорью. Так мог гореть топливозаправщик с солярой. Во всяком случае, в воздухе воняло порохом и горелой соляркой.

По-прежнему вызывающе опасно выделывался миномётный огонь духов, который волнами катался от позиций артиллеристов к главной командирской машине – летучке. Её душманы сумели вычислить по командирским номерам на боевой технике, стоявшей рядом. Взрывы рвались и грохотали порой совсем рядом, по стенке кунга били то ли осколки, то ли комья, то ли камни, но что-то то и дело клацало жменями сухого гороха по металлической обшивке.

Комбат, воспользовавшись очень коротким затишьем, спросил:

– Ну, что?..

– Доложил, – ответил ему Шаховской.

– А они?

– Будут думать…

Стрелковый огонь был уже не столь яростным, но ощутимо упорным. Значит, по всей видимости, как посчитали духи, их планы частично смогли реализовываться – они овладели инициативой и имеют огневое преимущество, но момент внезапности ими был упущен.

Они в полной мере ощутили организованное противодействие от седьмой роты, и накатить броском с гор теперь уже не решались.

А вот миномётные разрывы долбили вокруг кунга так же часто и издевательски близко. Автоматическое оружие при стрельбе с гор до штабной техники и летучки не доставало, для них эти цели далековаты. Поэтому офицерам штаба угрожали лишь те самые миномёты и безоткатки, которые определили их летучку как главную цель и по ней долбили не прекращая.

Под прикрытием общей пальбы у них вполне могли работать снайперы с дальнобойными винтовками. Но засечь их по выстрелам в момент боя было невозможно. А видимого урона командному составу они не нанесли, даже если и работали, потому как дистанция свыше полутора километров была слишком значительной для их точной стрельбы. Но возможность огня дальнобойных снайперов приходилось учитывать. Хотя бы в собственных перемещениях…

Из КШМки слышится голос солдата-связиста, пытающегося перекричать стрельбу:

– Комбата и начштаба «Гранит» вызывает!!!

Комбат и Алексей вскочили и, пригнувшись, побежали к машине связи. Быстро допетляв, они влетели на свои рабочие места, которые располагались за маленьким столиком друг напротив друга. Офицеры быстро надели наушники с микрофонами.

Комбат торопился выйти на связь и сразу произнёс:

– Я – «Иртыш», приём.

– Я – «Гранит», будут вам два звена «крокодилов». Приём, – ответил собеседник по другую сторону

В голосе комбата зазвучало лёгкое облегчение:

– Я – «Иртыш», понял.

– А начальнику штаба своему передай, чтобы он так больше не говорил, – произнёс визави по начальственному важно и распекающе.

 Шаховской, который также находился в наушниках и слышал весь радиообмен, скривился в едкой усмешке.

– Как? – насторожился комбат, ведь того предыдущего радиообмена Шаховского с «Гранитом» он не слышал.

Голос, который скрывался от глаз за позывным «Гранит» и который принадлежал кому-то из старших руководителей всей операции, кратко отрезал:

– Он знает как!

– Я – «Иртыш», понял, передам, – ответил комбат и с подозрением покосился на скривившегося в ухмылке Шаховского.

Мужчины после сеанса связи сняли наушники, и комбат посмотрел на Алексея:

– Что ты ему сказал?

Шаховской без подробностей:

– Что он мудак…

Комбат побагровел:

– Ну, ты, блин, орёл, даёшь! Ничего не попутал?! Ты не забыл, кто ты и где, и с кем и как говорить? – произнёс он, напрягшись и еле сдерживая себя.

Солдат-связист ненамеренно, но мгновенно, остудил накалившуюся обстановку информацией:

– Вас «Гранит» снова вызывает.

Комбат с Шаховским опять быстро надели наушники.

– Я – «Иртыш», на приёме.