– Вертушек пока не будет. Рассчитывайте на себя… Пока не получается… До вас далековато с аэродрома, а в воздухе никого нет… не успеют… Как понял? Приём, – звучит голос.
Комбат мгновенно поменялся в лице. Оно вмиг осунулось и приняло раздосадованный и почти обречённый вид:
– Вот же, сука!.. Как навахой в печень! – негодующе воскликнул он, но на тангенте передачу не нажал.
Противодействовать ударам миномётов сейчас было нечем, и рано или поздно мины прилетят точно – в штабные машины, в летучку и санитарку, или, что хуже всего, в машины с боеприпасами артиллеристов. И тогда на позициях начнётся такое, что «мама не горюй». Сдетонировать смогут тонны боеприпасов на нескольких грузовых КАМАЗах.
– Я – «Иртыш», принял, – отрывисто произнёс комбат, понимающе посмотрел на Шаховского и с желчью в голосе добавил: – А вообще, ты был прав… Дегенералы-коновалы, сука!
За бортами брони КШМки какофония войны грохотала что есть мочи.
Непрерывные громкие пальба и взрывы сопровождались вспышками в ночном небе.
Даже если считать, что бой принял более «деловой» характер – короткими прицельными очередями, но все же на общую интенсивность это повлияло незначительно. Просто ушла нервозная истеричность первичной пальбы. Трассы очередей так и метались друг на друга, и расчерчивали тонкими красными струями полотно чёрного неба.
Алексей, слегка склонив голову над столом, не среагировал на реплику комбата, уйдя в собственные мысли. И вдруг Шаховской вздрогнул от внутреннего импульса, поднял голову, глаза его вспыхнули.
В голосе зазвучала звенящая сила и уверенность победителя:
– А ведь духи совсем не дураки… Бородатые, отлично всё знают… И мы их сейчас на этом можем…
И он сопроводил окончание фразы известным и понятным жестом – сильным похлопыванием раскрытой правой ладони по верхней части левого кулака, как будто в тот кулак что-то с силой утрамбовывая. Тем жестом, который традиционно означал у русских насильственное действие сексуального характера.
Комбат недоверчиво протянул:
– Как?
Ощущалось, что восторга Шаховского он не разделял, и энтузиазма у него от этого «озарения» совершенно не прибавилось.
Шаховской скомандовал связисту:
– Соедини с седьмой ротой.
– Соединяю.
– «Блесна», я – «Кама», приём, – твёрдым тоном, уверенно вызвал Шаховской.
– Слушает «Блесна», – отозвался Пасько, как будто только этого и ждал. Это понятно – его роте очень непросто.
Шаховской:
– Команду «Гирлянда» помнишь? Та, что для вертушек, – напомнил начштаба.
– Это для обозначения передней линии между машин? Да. Помню. Взводные доложили, что у них все готовы. Короче, что надо?
– Дай им готовность три минуты … Как понял? И жди моей команды, – скомандовал Шаховской.
Пасько:
– Понял.
Комбат с сомнением смотрел на Шаховского:
– Зачем ты это затеял?
– Духи с вертушками знакомы. Их отряд, это видно по их действиям, опытный. Должны отлично знать, зачем мы подсвечиваем… Чтобы свои же вертушки по нам же не засандалили. Будут думать, что раз мы подсвечиваем, то вертушки на подлёте, и надо срочно сваливать… Так что будут катиться с гор «аж набего́м», – пообещал Шаховской.
Комбата это не сказать, чтобы успокоило, но выбора особого не было.
– Ладно, пробуй… Посмотрим, – протянул он.
– «Блесна», я – «Кама». Гирлянда! – дал команду всё для себя решивший Шаховской.
Глава 12. Ликвидация позиции душманов
Комбат и Шаховской выбрались из КШМки. Панорама боя не изменилась. Интенсивность тоже. Шла встречная стрельба, и работали несколько духовских миномётов, которые своим огнём не давали приданным артиллеристам подойти к орудиям. Разрывы боеприпасов блуждали совсем рядом с позициями наших артиллеристов, и под такими частыми разрывами вести ответный огонь невозможно. Встать в полный рост было нереально.
А ведь нужно не просто встать, но и ввести прицельный огонь. А тут вокруг разрывы миномётные, и не просто прилетают, а позиция непрерывно от них дрожит, и грунт ходит ходуном как палуба во время шторма. Такое создавалось ощущение от этого огненного навала.
Мины, те хоть свистят на подлёте и их слышно. А тут ещё и «сапоги»*
откуда-то почти кинжально работают.Достают очень точно. И то, что ещё не так много поврежденной и уничтоженной техники, можно считать как помощь свыше – по-другому и не назовёшь. Но угнетало ощущение неминуемого бедственного развития ситуации, если её сейчас кардинально не изменить.
Комбат и Шаховской в сильнейшем напряжении ожидали реакции противника на появление знаковых и известных тем сигналов возле техники. Реакции не последовало.
– Ну что, «стратег»? – разочарованно и с сарказмом протянул комбат.
Шаховской от этих слов скривился непроизвольно, оскалился почти по-волчьи и неожиданно побежал.