Хлебушко-батюшка

Валюшка вспомнила тракториста Петьку, длинноногого, нескладного и шумливого. Зимой он поругался с бригадиром и уехал в город. Но при чем тут Петька? Валюшка думала, что Прохор будет говорить о них. Она подняла глаза и встретила его взгляд, такой ласковый и непривычно горячий, что все в ней ответно зазвенело от счастья.

Но Прохор опять стал говорить о Петьке.

— Глупый он. От себя никуда не уйдешь. Пишет, что тянет его к себе земля. Видит по ночам наши увалы, дома на пригорке.

Сзади дорога петляла под увал; сбоку на взгорке молодо шелестели березы; по сторонам дороги над вспаханными и засеянными полями золотисто поднимался парок. Прохор, ломая в себе какие-то чувства, качнулся, зачем-то отодвинулся от нее, натянул вожжи, остановил коня и повел кругом рукой:

— От этого разве куда-нибудь уйдешь? Где еще так почувствуешь: это твой дом, твоя деревня, твоя земля. Корень твой тут. — Он кивнул на березы: — Могилки и те — твои, там деды, прадеды бог знает до какого колена. Без всего этого человек — сирота. А у нас уходят, махнув рукой, и потом мыкаются по белу свету как неприкаянные.

Прохор говорил и говорил, в его словах были и боль и грусть, но Валюшке казалось, что где-то за этими словами скрывается то, что никак не соберется он выговорить. Ей тоже стало грустно и больно.

— Мне матери жалко, — сказала она.

— Да, матери наши и не в такое горькое время землю свою не оставили.

Он слез с дрожек, обошел вокруг коня, поправляя для чего-то упряжь.

Сел Прохор чуть в стороне и больше за всю дорогу ее не касался. Он точно боялся сделать что-то непоправимое, а Валюшка ждала чего-то — того, что так и не было сказано.

С ними и потом бывало: сидят они в конторе одни. Он думает, Валюшка щелкает на счетах костяшками, считает. В голове — думки и цифры; все мешается; на минуту она притихнет, чтобы схлынул сумбур мыслей и цифр, не глядя, почувствует, как он смотрит на нее, но едва успеет поднять взгляд — Прохор уже, сопя, уминает в пальцах папиросу, будто и не глядел. Ей и радостно, и смешно, и больно отчего-то.

Сегодня все счетные работники на току. Одну Валюшку, председателеву любимицу, они по уговору между собой оставили в конторе. Главный бухгалтер, Анна Ивановна, полная, с грузными, почти мужскими плечами женщина, завидев ее, округлила в черных поддужьях ресниц хитроватые глаза.

— Валюшка! Ты здесь? — удивилась; усики на ее полной губе насмешливо дрогнули. — Чего прибежала?

— Я, теть Ань…

— Да вижу уж, вижу, — перебила ее Анна Ивановна и покосилась на председателя.

— Я, теть Ань, сменить тебя пришла. — Валюшка выговорила и поглядела на него же.

— Ладно, становись на мое место, — отошла от веялки многодетная учетчица Полина Астахова и пообещала: — Проведаю ребят и в конторе посижу.

— Спасибочко, теть Поль, — Валюшка благодарно вскинула пушистые ресницы, и на Астахову глянули такие счастливые глаза, что и она улыбнулась широко и понимающе.

— Дурит девка, — бормотнула она, уходя. — Да ведь когда и подурить, как не в молодости. Весь свет для нее сейчас в ём. А он и не замечает. Неужели Ксюха как его стреножила, так и до се не отпускает?

У веялки Валюшка долго не проработала. Отгребая зерно, глядела мимо, и деревянная лопата скребла пустоту. У Анны Ивановны опять заходили в веселой дрожи усики.

Председатель уехал с агрономшей в поле. Валюшка встала, слонялась у сортировки, не находя себе места. Анна Ивановна отобрала у нее лопату.

С первой же машиной Валюшка уехала в поле, к комбайнам. Разравнивая в кузове ногами зерно, почувствовала, как в груди что-то кольнуло: Прохор и Надежда Сергеевна шли вдвоем по стерне, вместе нагибались и о чем-то весело говорили.

Вечером Валюшка сидела на крыльце. Положив голову на колени, глядела на тихий закат. Небо за Актуем горело ровно и бездымно. Сиреневые тени тянулись через луг, пропадали за кустами. Много раз виденное приволье. Глядела прежде, ничего этого не замечая, а нынче отчего-то грусть-тоской зажглось все внутри. Мимо прошагала из пригона мать. Валюшка поглядела ей вслед. В пригоне, шумно вздыхая, укладывалась на ночь корова. На фоне высветленного неба промелькнули ласточки. Валюшка смотрела очарованно, чувствуя, что у нее словно открылось какое-то глубинное зрение.

V

Машина, фыркнув, круто остановилась у здания райисполкома. Фары осветили палисадник, стоявшие возле окон деревья, поросший травою кювет. Заместитель начальника сельхозуправления Панченков звонко хлопнул дверцей, так лихо только он умел хлопать, взбежал по ступенькам на высокое крыльцо. В райисполкоме светились два окна — в приемной, где у телефона караулил тишину дежурный, и в кабинете Василия Павловича. Прошел темные сени, пересек наискось неосвещенный зал; в приемной дежурный оторвался от книги, вгляделся, узнал, хотел заговорить, но Панченков шагнул мимо приемной, у обитой дерматином двери с табличкой «Начальник сельхозуправления» молодцевато подтянулся, поправил ремень, пригладил рукой выступавшую надо лбом светловолосую чуприну.