Хляо

В тени кофейни сидят трое старых и морщинистых стариков — само олицетворение прошедших веков. Напротив — глинобитные покосившиеся дома в объятиях колючих кактусов и инжира с цветом листьев, неузнаваемым от пыли. Все старое и уставшее, кроме какой-то цикады на ветке инжира, которая неустанно разматывает клубок своей песни. Забытая миром, безводная и безжизненная деревня. Один старик сидит, опустив руки между коленями, перебирая бусинки четок. Очередь идет по кругу, и счет не кончается никогда. Другой опирается руками на палку. Голова склонена к мозолистым и узловатым пальцам. Иногда он поднимает свою левую руку, чтобы отогнать насекомое, которое кусает его лицо. Третий потягивает со свистом и безнадежной медлительностью маленькими глотками кофе, который уже давно остыл. Безмолвие. Все, что они могли бы сказать друг другу, уже давно сказано.

В эту декорацию въехал и остановился в облаке пыли черный блестящий лимузин. Супруги Ретрак. Нить песни цикады оборвалась. Красная лампочка на табло машины со словом «Хляо» зажглась уже давно, и это значило, что жидкость на исходе. Именно это было причиной, заставившей их вспомнить о забытой деревне и сделать крюк в сто километров от главной дороги.

— Эй, старики, может быть, знаете кого-нибудь в деревне, кто может продать нам немного Хляо? — спросил Дило Ретрак.

Старик, который только что поставил чашечку на поднос, выпятил вперед дрожащую нижнюю губу и одновременно медленно повернул ладони рук вверх, таким образом выражая неуверенность, и застыл в этой позе. Другой старик просто посмотрел на гостей затуманенными закисшими глазами с безразличным интересом, не выражая, однако, ни малейшего желания вмешаться или заговорить. Третий остановил движение четок, переложил их в левую руку и освободил правую для того, чтобы употребить ее как указатель.

— Есть здесь один таксист, подальше, — сказал он без всяких эмоций. У него есть запас Хляо на всякий случай.

— Нам-то он даст?

— Может, даст, а может, и не даст.

— Поезжай с нами. Ты ж его знаешь…

— Нет.

— Давай, старик, я заплачу за труд.

— Нет, сказал. Не хочу его видеть, негодяя.

— Что он тебе сделал?

— Соблазнил мою внучку, четырнадцатилетнюю девочку, и погубил ее. А теперь она у него каждодневная подруга.

Ненависть оживила старика, и эта живость была очевидной противоположностью его прежней неподвижности.

— Ну, нас это не касается, — сказал недовольно Ретрак. — Это ваши личные счеты. Нам бы только найти. Ладно. Отыщем его сами.

Лимузин уехал. Цикада продолжила. Старики вновь застыли. В кофейне послышалась мелодия легкой музыки. Это владелец кофейни включил свое радио.

Дом был старый. Скрипучая деревянная лестница вела наверх, где выцветшие дверь и окна, должно быть, когда-то были зеленого цвета. Постучали, но ответа не получили. Ретрак повернул ручку, и дверь подалась. На старомодной железной кровати можно было различить два обнаженных тела. Слышались стоны и тяжелое дыхание — тела боролись в экстазе любви. Как только открылась дверь, мужчина повернул голову, вскочил и повязался полотенцем, которое висело на спинке кровати. Его подруга была не старше четырнадцати лет. Подобрав колени, она старалась прикрыть себя руками.

— Эй, кто вы такие? — угрожающе закричал мужчина, страшно изменяясь в лице. — Это кто открывает дверь и входит в чужой дом без спросу?

— Извините нас, пожалуйста, — промолвил Ретрак виновато. — Постучали в дверь — никто не открыл. Я — Генеральный Директор министерства социального обеспечения и…

— Пройдите на балкон, господа, и подождите, пока я оденусь, — сказал голый мужчина, пытаясь прикрыть своим телом любовницу от глаз непрошеных гостей.

— Ну и оргия, видел, как они? — прошептала Ноа, когда супруги вышли на балкон.

— …Итак, что вы хотите? — спросил одетый таксист уже спокойнее.

— Не найдется ли у Вас немного лишнего Хляо для продажи? — спросил Ретрак после своих неоднократных извинений.

— Значит, за этим пришли? Нет, нету у меня. Напрасно трудились.

— Мы вам заплатим, сколько хотите.

— Я верю, — сказал нетерпеливо таксист. — Но нету, сказал. Сделал вчера большой маршрут и теперь не осталось даже на показ.

Ступив на последнюю ступеньку лестницы, Ноа вновь услышала скрежет старомодной кровати под тяжестью опустившегося на нее мужского тела. «Выглядят счастливыми, — нечаянно подумалось ей. — Неужели можно быть счастливым только этим? Два обнаженных, сплетенных тела в любви?» — и почувствовала зависть.