Хлопок одной ладонью. Как неживая природа породила человеческий разум

Но важнее, на мой взгляд, не боевая мощь дышащего эукариота. Важнее его организменность.

С возникновением эукариот происходит перелом «бактериального мышления». В примере с устойчивостью к антибиотикам я говорил, что бактерии – существа «множественного числа», оперирующие не как отдельные организмы, а как целые популяции, штаммы. Эукариоты впервые начинают оперировать не только как штаммы, но и как личности.

Условно говоря, в какой-то момент прошлого существовала архея с дышащей бактерией внутри, и была генетически точно такая же архея, но без бактерии. Первая архея победила не потому, что у нее были лучше гены, а потому, что ее индивидуальная жизнь как организма оказалась более продуктивной – ей удалось обзавестись митохондрией. Для среднего прокариота значение имеет только набор генов в пределах клетки. С возникновением эндосимбиоза, при котором одни клетки живут в других клетках, становится важна не только генетическая информация, а личная история организма. Я считаю, что отсчет эукариотической «организменности», нашей эволюционной ставки на совершенство в пределах поколения, нужно вести именно с этой точки.

«Звезда смерти» эукариотической клетки – это такое большое вложение капитала, что его уже не выкинешь при первом погодном капризе. Она заинтересована в долгосрочном выживании. Это бактерии могут позволить себе терять 99 % населения и за пару часов возвращаться к исходным числам. Эукариотический организм – масштабный продукт масштабной операции по добыче энергии. На его производство требуется время и большое количество питательных веществ. Поэтому сам факт существования эукариот, этих ядерных ракетоносителей, направляет их эволюцию в сторону дальнейшего усложнения: как бы продлить дорогим организмам жизнь, как бы их размножить не один раз, а хотя бы несколько, как бы научить их получше приспосабливаться к окружающей среде без необходимости уничтожать неудачные варианты. Ну и, конечно, как бы их вооружить для поедания кого-нибудь другого, чем крупнее – тем лучше. В итоге появляется половое размножение, увеличивающее изменчивость в расчете на поколение, многоклеточность, позволяющая создавать новые организмы без исчезновения старых, и мозг, позволяющий адаптироваться к среде не за миллион лет, а за секунду. А также зубы, когти, жала и желудки.

Мы, эукариоты, с самого начала сделали ставку на сложность и до сих пор пожинаем плоды этого решения. Вступив в союз с митохондрией, наши предки, археи Асгарда, подсели на кислородную иглу. Чем больше энергии они жгли, тем они были крупнее, сложнее и совершеннее. И тем больше от них требовалось, чтобы поддерживать свою крупность, сложность и совершенство. Вдохнув кислорода и не умерев, они вскочили на эволюционный поезд, с которого им было уже не слезть.

Если человек перестает дышать, в течение нескольких минут нейронам его головного мозга становится остро не хватать запасов энергии. Этот мозг – энергетическая кульминация жизни на земле. Наше огромное теплокровное тело и так топит питательно-дыхательную печку на пределах биохимических возможностей, но мозг потребляет в десять раз больше энергии в расчете на вес, чем организм в среднем. Почти вся эта энергия уходит на поддержание заряда на мембранах сотни миллиардов нейронов^{32, 33}. Если поставки энергии сокращаются (именно сокращаются, а не прекращаются – без кислорода питательные вещества вполне можно расщеплять, просто не так эффективно), то буквально за минуты заряд на мембранах начинает падать, что в конечном итоге вызывает неконтролируемый выброс нейромедиаторов, судороги и смерть. У человека нет зависимости сильнее, чем от этого газа, в свое время едва не уничтожившего жизнь на Земле: несколько минут без кислорода – и нам вышибает пробки. Ну не ирония ли это судьбы?

4. Чего ни сделаешь ради любви

Не житье мне здесь без милой:

С кем теперь идти к венцу?
Знать, судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.

Лучина. Романс

Драконьи лорды Таргариены в «Игре престолов» с древних времен женили братьев на сестрах с тем, чтобы поддерживать «чистоту своей крови». Этим для оправдания своих интимных отношений регулярно пользуются близнецы Джейме и Серсея Ланнистеры, но их, конечно, мало кто слушает. Разница между ними в том, что Таргариены практиковали инцест ради своего рода, а Ланнистеры – ради себя.

Для кого мы делаем то, что мы делаем? Что заставляет нас жить, двигаться, совершать поступки?