Хлопоты ходжи Насреддина

— Постойте, Нури. Можно я уточню? Выходит, вы, наслушавшись сказок ходжи, погнали в горы собственное стадо и столкнули его с обрыва. Я ничего не путаю?

— Все именно так и было. Но он убеждал меня, что таким образом я умножу стадо, а не лишусь его!

— Я убеждал вас? — повел бровями ходжа. — Простите, но, мне помнится, вы хотели потащить меня к судье, когда увидели, что я туда-сюда вожу баранов, которых я купил на базаре всего три дня назад — это может подтвердить торговец. Вы привязались ко мне, стали угрожать. Что же мне, по-вашему, оставалось делать? Вот я и придумал эту историю, чтобы рассмешить вас. Откуда я мог знать, что вы, такой взрослый и умный человек, всерьез примете шутку об удвоении баранов.

— Шутка? — вскричал Нури, сжимая кулаки. — По-твоему, это шутка? Двадцать пять тушь баранов плывут по реке.

— Простите, ну я-то здесь при чем?

— Да ты… Да я тебя…

— Успокойтесь, дорогой Нури и давайте рассуждать здраво, — остановил перепалку кази. — Если вы наслушались глупых историй, поверили в них, а после самолично столкнули свое стадо с обрыва, то в чем же вы обвиняете этого человека?

— Я… — глаза у Нури растерянно забегали.

— Ну же, я вас слушаю.

— Вы…

— Да-да?

— Я знаю, что происходит! — затряс пальцем Нури. — Вы мне мстите за нашу ссору. Снюхались с этим проходимцем и теперь выгораживаете его! — запальчиво выкрикнул Нури.

— А вот этого говорить вовсе не стоило, — тяжко вздохнул ходжа: «Мудрому язык дан, чтобы спрашивать или держать его за зубами, а глупцу — чтобы наживать проблемы».

— Что ты сказал, собака? — приподнялся кази, и лицо его пошло пятнами от возмущения. — Повтори!

— Вы… Я… — запоздало спохватился Нури, но было поздно.

— Ты хочешь сказать, что я нарушил закон, специально выгораживая этого человека и мстя тебе? Я, честнейший кази? Ах ты, вшивый сборщик податей! Стража, всыпать ему пятьдесят палок, чтобы отнялся его поганый язык!

Стража не заставила себя ждать, и Нури скрылся за дверями прежде, чем успел сказать «ой».

— Благодарю, о кази, — ходжа развернулся и вышел из дома Шарифбека…

На площади у караван-сарая было не протолкнуться от собравшихся вместе людей. И причиной тому был вовсе не отбывающий из селения караван, а отъезд ходжи. Все стояли молча, с понурыми лицами. Никому не хотелось, чтобы Насреддин покидал их. Вернее, не хотели бедняки, которых было большинство. Богачи же и их прихлебатели, собравшиеся в чайхане Сахоба, бурно обсуждали меж собой эту новость, радостно потирали ладони и молились, чтобы ходжа не передумал.

— Может, все-таки, останетесь, ходжа? — спросил Саид, печально опуская уголки губ.

— Нет, Саид. Нужно ехать, — ответил Насреддин, подтянул подпругу у ишака и выпрямился. — Но, я уверен, селение остается в надежных руках: твоих и Икрама. Не давайте спуску дармоедам и не забывайте, чему я учил вас: сила ваша в единстве!

— Все так, но лучше бы ты остался, — вздохнул Икрам.

— Можете жить с нами и дальше, — поддержал друга Саид. — А если нет, то есть дом у водопада. Или я поставлю вам другой. Оставайтесь, а?

— Я бы с радостью, друзья мои. Но я привык к дорогам, они зовут меня. Разве это правильно, что я буду сидеть здесь, беззаботно потягивая чай и наслаждаясь покоем, когда кому-то, где-то очень далеко, в этот момент будет плохо? Нет, я так не могу!

— Но вы все равно не сможете справиться со всем горем, что есть на свете.

— Не смогу, — согласился с ним Насреддин, — но если мне под силу сделать так, чтобы его стало хоть немного меньше, то я должен так поступить. Да, чуть не забыл: деньги я оставил у Икрама в подполе — распоряжайтесь ими с умом, на доброе дело.

— А как же ты?

— К чему мне столько денег? Они будут только обузой. Я взял себе совсем немного, и этого вполне достаточно. И еще, — ходжа повернулся к Саиду. — Бумага Зарифа хранится там же. Хоят она и не пригодилась, но она все еще может кое-кому попортить жизнь.

— Но что в ней такого?

— Бай Зариф записывал все, что ему удавалось узнать о черных делишках своих дружков, и, полагаю, они с кази готовились сорвать большой куш, доложив об этом кому полагается, но я невольно нарушил их планы. Пусть нет больше Зарифа, муллы и Хасана, но есть Нури, и меняла никуда не делся. Так что рано списывать эту бумагу со счетов — ее в подходящий момент можно будет пустить в дело, и тогда многим очень не поздоровится. А теперь прощайте, друзья!

Они обнялись по очереди с Икрамом и Саидом, ходжа легонько похлопал растроганного Саида по плечу, взобрался на своего ишака и слегка пришпорил его пятками. Ишак потрусил вслед за удаляющимся караваном, увозившим из селения, помимо всего, и бывшего кази Шарифбека.