Взбешенный Нури ураганом ворвался в селение и, распихивая в стороны прохожих, со всех ног бросился к дому Саида, где он очень надеялся застать ходжу. Тот оказался как раз там.
— А, почтенный Нури! — обрадовался ходжа, поспешно открыв калитку, которая едва не слетела с петель от яростных ударов кулаками. — Как ваши бараны, умножились?
— Да падут на твою проклятую голову скалы, старый шакал! — выпалил на одном дыхании Нури, сверля ходжу неистовым взглядом.
— Не понимаю вас. Что-нибудь стряслось?
— Стряслось то, что стада у меня больше нет!
— На все воля всевышнего, — ходжа молитвенно сложил ладони. — Впрочем, что же тут удивительного? Ведь и на пшеницу или рожь бывает неурожайный год, и посевы гибнут, не дав всходов. А тут волшебство! Поэтому-то я и не рисковал всеми баранами. А может, вы заклинание позабыли? Ай-яй, говорил же вам: запишите!
— Ты издеваешься надо мной? — Нури уже сопел разъяренным быком. — Мои бараны, мои прекрасные бараны!.. Все до одного!..
— Сочувствую вам всем сердцем.
— Ты мне за все ответишь, оборванец. За все! Пошли к кази.
— К кази так к кази, — безразлично пожал плечами ходжа. — Только что вы собираетесь ему говорить?
— Правду!
— Дело ваше, только я бы на вашем месте этого не делал.
— Мне нет дела до твоих советов, паршивая собака! Ты идешь или нет?
— Иду, и незачем так волноваться. Эй, Саид, я сейчас быстренько схожу к кази и вернусь.
— Хорошо, — донеслось из-за его спины. — А я пока задам корму баранам.
У Нури при этих словах свело челюсти так, что он даже рта для очередного ругательства открыть не смог.
— Ну что ж, — вновь повернулся ходжа к скрипящему зубами Нури, — как говорится, быстрее начнем — быстрее закончим.
Кази со дня на день ожидал ответа на посланную им бумагу. Волнение не оставляло его, ведь скоро ему будет на все наплевать: и на эту давно опостылевшую дыру, и на бывших друзей, затаивших обиду, и, тем более, на ходжу. Кази мурлыкал себе под нос несложную мелодию, мучая дутар. Играть на нем он не умел, но страстно хотел научиться — такова была его новая блажь. Почему именно блажь? С точки зрения слуги, страдавшего от кошмарных звуков, издаваемых инструментом в руках Шарифбека, кази даже нечего было думать об этом — слух у того совершенно отсутствовал. Но кази все не оставлял попыток извлечь более или менее складную мелодию.
К кази давно никто не обращался ни с какими делами, но это даже радовало его: ни тебе проблем, ни дурацких жалоб, над которыми иной раз приходится поломать голову, ни жадных жалобщиков, с которых прямо-таки приходилось вытрясать лишнюю монету — сплошная тишь да благодать! Шарифбек последние три дня даже не открывал дверей, и очень удивился, заслышав шарканье подошв на ступеньках и последовавший за этим нетерпеливый стук в дверь.
— Кто там, войдите! — недовольно крикнул Шарифбек, откладывая дутар в сторонку.
Двери распахнулись, и в них ввалился красный, как спелый помидор, и почему-то совершенно мокрый Нури. За ним вошел Насреддин.
— Хо… ходжа? — выпучил глаза кази. — Опять ты? Я же просил тебя, умолял больше здесь не появляться!
— Простите, почтенный Шарифбек, но я не виноват. Это Нури привел меня.
— Нури? — нахмурился кази. Только его Шарифбеку и не хватало! Хватило же у Нури наглости после того, как он в последнюю их встречу после судейства Насреддина наговорил Шарифбеку гадостей, явиться к нему в дом. Да еще и во всем мокром! Вон какие лужи растеклись по прекрасному полу. Впрочем, плевать на пол — скоро у кази будет другой дом, красивый, чистый и просторный. — Что с вами случилось?
— Ходжа лишил меня бараньего стада!
— Правда? — с ехидством прищурился кази.
— Врет он все, — зевнул Насреддин. — Я его стадо и пальцем не тронул.
— Так ли это? — вновь обратился кази к Нури.
— Э… Видите ли, Шарифбек, у нас есть волшебная река. В нее бросаешь барана, а выплывает уже два.
— Постойте, я ничего не понимаю. Какая еще волшебная река?
— То есть, она никакая не волшебная! Так сказал мне Насреддин. Но на самом деле это самая обычная река.
— Ага! И где же она находится?
— Протекает у перевала. Это наша река!
— Что вы кричите? Я не глухой. Река, понимаю, — кази упер ладони в колени. — Продолжайте, прошу вас.
— Так вот, ходжа прочитал заклинание, бросил в эту реку барана, а выловил уже двух.
— Из волшебной реки? — уточнил кази.
— Вы что, издеваетесь надо мной? Из обычной, очень мокрой и очень холодной реки.
— Так-так, — понимающе покивал кази. — И что же случилось дальше?
— Дальше я решил сделать как он, и вот — лишился своего стада.
— Как же вы его лишились, дорогой Нури? Его утопил Насреддин?
— Да при чем тут он? Это я, я! — Нури потыкал себя пальцами в мокрый халат, отчего тот захлюпал, и с него на пол вновь ручьями полилась воды. — Я наслушался сказок этого старого шакала и собственными руками скинул со скалы все стадо. О Аллах, мне даже говорить об этом страшно!
— А когда спихивали несчастных животных в реку, не было страшно?
— Молчи, презренный! — вскинулся Нури, но его остановил Шарифбек, выставив перед собой ладонь.