Хлопоты ходжи Насреддина

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Так вот, ты будешь настаивать на своем, но в какой-то момент скажешь, что готов простить ему убытки, уважая ваши давние добрые отношения, но ранее внесенную им сумму ты оставляешь себе.

— Мудро! — прицокнул языком Мустафа. — Воистину, ты мудрейший из нас!

— А то! — фыркнул старик и поднес кувшин к губам.

— Погоди-ка! А что с Саидом?

— Э-э, — недовольно протянул старик, которому не терпелось припасть к кувшину губами. — Какое тебе дело до этого остолопа? Может, по молодому делу загулял, может, дружков старых встретил, а может, и еще что. Вернется.

— Вы так думаете? — усомнился в его словах Мустафа.

— Я ничего не думаю — я предполагаю. Вернется — спросишь, где был, и устроишь ему хорошую взбучку. А не вернется — и шайтан с ним, с этим Саидом. Все, оставь меня, я устал!

— Благодарю, о мудрый старик! — отвесил ему поклон Мустафа и, шурша плащом, покинул комнату старого разбойника. Теперь неразрешимой проблемы не было, все встало на свои места, и у Мустафы несколько поднялось настроение. Однако ему все-таки жаль было потерять такого вора.

«Вернется, уши оборву! — главарь в сомнении коснулся правого уха, бросив взгляд через плечо. — Нет, лучше шкуру спущу. Впрочем, не помешает сотворить с ним и то и другое сразу, — злорадно подумал Мустафа и, насвистывая, направился в свои роскошные покои, где он собирался предаться отвлеченным думам и созерцанию несметных богатств — они одни умели успокоить его и вернуть ему расположение духа».

Мустафа возлежал на мягких подушках, мурлыча себе под нос нехитрую мелодию и пересыпая из ладонь в ладонь золотые монеты. Их сверкание и звон вселяли в него умиротворение и счастье. Но не успел главарь пересыпать золото и десяти раз, как в его комнату вбежал запыхавшийся разбойник.

— О Мустафа! — выдохнул он, останавливаясь у входа.

— Что тебе? — лицо Мустафы сразу сделалось кислым и недовольным.

— Там пришел этот… как его… Зариф!

— Зариф? — на этот раз лицо Мустафы приняло отсутствующий вид. — Скажи ему, пусть обождет.

— Хорошо, я передам ему, — поклонился разбойник и, развернувшись, выбежал в длинный и узкий каменный коридор.

Мустафа колебался. Чем-то закончатся его переговоры с этим жадиной, и как следует себя вести с ним? Советы советами, но ведь бай Зариф хитер, и может случиться так, что Мустафе не удастся облапошить богача. Но одно Мустафа знал наверняка: чем дольше промается ожиданием Зариф, тем лучше для него. И потому главарь не спешил на встречу с богачом. Вместо этого он взял отполированное серебряное блюдо и стал смотреться в него, стараясь придать своему лицо грозный вид, но как он ни старался, все выходило не то. Всему виной были уши, тонкие и прозрачные — они придавали атаману какой-то по-детски наивный и глуповатый вид, а близковато посаженные круглые, будто удивленные глаза вкупе с орлиным носом довершали общую весьма непредставительную картину, в которой не было ровным счетом ничего устрашающего. Со стороны могло показаться, будто Мустафа специально сводит глаза, чтобы окинуть взглядом свой огромный нос, и от понимания его истинных размеров глаза главаря становятся круглыми, а уши возмущенно оттопыриваются. Таким себя видел Мустафа, и полагал, что и остальные воспринимают его только так, и никак иначе. Потому-то Мустафа и был столь раздражителен и резок по натуре и всегда старался выглядеть грознее, чем есть на самом деле.

В слегка погнутом зеркале блюда кривилась, будто издеваясь и ехидно посмеиваясь над Мустафой, гнусная рожа. Мустафа сплюнул и в сердцах запустил блюдом в стену. Протяжный грохот разнесся под сводом его каменного жилища, заметался в коридоре и затих, затерявшись в закоулках и многочисленных переходах пещеры. Мустафа поднялся с подушек, подобрал и заткнул саблю за пояс — сабля, по его разумению, придавала ему важности — и, расправив плечи, главарь направился туда, где его ожидал гость.

Зариф уже порядком извелся от ожидания, а близкое присутствие головорезов, следящих за каждым его шагом, никоим образом не добавляло ему бодрости духа и уверенности в себе. Он не понимал причины задержки Мустафы, и оттого все новые и новые переживания накатывали на него. К тому же дело, с которым он прибыл в разбойничью пещеру, было вовсе не из приятных, и оттого Зариф нервничал еще больше. И когда Мустафа наконец показался из дальнего прохода, вступив в широкую, с высоким потолком залу, Зарифа подбросило будто пружиной, и он кинулся со всех ног навстречу главарю.

— О Мустафа! Рад вас видеть!

— Взаимно, — сухо отозвался тот, поведя орлиным носом. — Но отойдем в сторонку.

— Да-да, так будет лучше, — согласился с ним Зариф, бросив боязливый взгляд на кучку разбойников, стоявшую совсем рядом.

Мустафа проследовал к самому выходу из пещеры, слева от которого лежал большой валун, и опустился на него, уперев ладони в колени. Зариф присел на краешек другого валуна, поменьше, лежавшего рядом с первым.

— Я слушаю тебя, Зариф, — кивнул Мустафа.

— Мне хотелось бы поговорить с вами насчет… — начал Зариф, поведя плечами, но Мустафа не дал ему договорить.