— Вот со времен Вертова документалистика у нас и в загоне, — усмехнулся Герман. — Как и по всему миру… А Ромм еще и про фашизм собирается… Очнулся! Скоро двадцатилетие победы над фашизмом будем праздновать, а он…
— Так он, наверно, к юбилею эту картину и готовит, — догадалась Галина.
— Все равно никто смотреть не будет, — махнул Герман рукой. — Так что этим своим замыслом Михал Ильич, можно сказать, жизнь себе спас… Может, и некоторые прочие сообразят, что его, так сказать, пример — другим наука…
— Что ты имеешь в виду? — не поняла Галина.
— Что чем больше режиссеров уйдет сейчас из игрового кино в документальное, — пояснил Герман, — тем меньшим количеством трупов окажется завален «Мосфильм».
27
В НИИ скорой помощи имени Склифосовского Герман без труда узнал, где лежит известный кинорежиссер Хучрай, и бодрым шагом направился в его палату.
В коридоре он неожиданно столкнулся с Нусингеном и Растиньяком.
— А, и вы здесь! — гаркнул им Герман.
— Да, — скорбно сказал Нусинген. — Пришли вот…
— Уже уходим, — добавил Растиньяк и развел руками.
— Что ж так? — хмыкнул Герман.
— Он все равно без сознания, — вздохнул Нусинген.
— А вот пойдемте еще раз взглянем, — предложил Герман.
Он зашел в палату, студенты последовали за ним.
— Эх, старина, старина, — проговорил Герман, сев у койки Хучрая и хлопнув его по колену.
После этого Хучрай вдруг резко раскрыл глаза, и оба студента даже отпрянули от неожиданности.
— Жив, курилка! — закричал Герман.
— Конечно, жив, — негромко заметил Растиньяк. — Иначе он бы не здесь лежал.
— Друг, ну как ты? — поинтересовался Герман, участливо наклонясь к самому лицу Хучрая. Тот лишь недоуменно смотрел на коллегу, будто не узнавая его. — А это те самые! — Герман показал Хучраю на студентов. — Узнаешь?
Режиссер, кажется, вспомнил их, поскольку в глазах его промелькнул испуг.
— По-моему, они здорово сыграли, — продолжал Герман. — Так что — берем их?
Хучрай нахмурился и посмотрел на Германа с досадой и даже раздражением: дескать, что ты несешь?
Студенты растерянно смотрели на больного, не понимая, чем он недоволен.
Герман пришел им на помощь:
— Товарищ Хучрай предлагает продолжить.
— Что продолжить? — недоуменно выговорил Нусинген.
— Начатое, — пояснил Герман. Потом повернулся к Хучраю и стал объяснять: — Ты, брат, небось думал, что легко отделался. Симулировал приступ и тем надеялся избежать ареста. Ан не вышло! Как видишь, доблестные товарищи из НКВД, или как он там сейчас именуется… КГБ, не попались на твою удочку, а пришли за тобой. Как только будешь в состоянии, проследуешь-таки с ними на Лубянку…
Зрачки Хучрая в этот момент стали судорожно двигаться. Он непрерывно переводил взгляд со студентов на Германа и обратно.
— По-моему, он сейчас… не хочет этого, — несмело заметил Растиньяк.
Герман подскочил к нему и зашептал на ухо:
— Ростов, ну что ты все портишь? Товарищ Хучрай в образ вошел — неужели не ясно? Он нам подыгрывает.
— Что-то не похоже, — засомневался и Нусинген.
— Конечно, не похоже, — согласился Герман. — Еще бы было похоже! Перед вами ведь великий артист, а не бездарь там какая-нибудь! Так что возвращайтесь давайте в образы, иначе не видать вам этих ролей как ушей своих!
Он вернулся к койке Хучрая:
— Право, старик, не стоило тебе «Чистое небо» снимать. Не снял бы — все бы было в порядке. А теперь сгинешь где-нибудь на Колыме… Верно, товарищи? — обратился Герман к студентам.
— Так точно, — старательно отчеканил Нусинген.
— Точно так, — сказал вслед за ним Растиньяк.
Рука Хучрая вдруг стала приподниматься.
— Оживает! — обрадовался Растиньяк.
Ожило и лицо Хучрая — но лишь на секунду. Вслед за этим оно сразу исказилось в болезненной гримасе и замерло. Поднятая было рука бессильно свесилась с кровати.
— Врача! — заорал Герман.
Прибывший через минуту доктор констатировал смерть.
После этого известия Герман и студенты еще несколько минут стояли в коридоре. При этом Нусинген и Растиньяк избегали взглядов друг друга.
— Не стоило сейчас этого делать, — наконец обратился к Герману Нусинген.
— Много вы понимаете! — фыркнул тот. — Наоборот, товарищ Хучрай скончался счастливым! Он умер, играя! — пафосно закончил Герман.
После этого он окинул студентов снисходительным взором и, не прощаясь, энергично поспешил вниз.
28
— А ты говорила! — воскликнул Герман, закончив свой рассказ о смерти Хучрая.
— Значит, на этот раз он точно умер? — хмыкнула Галина.
— Ну конечно же!
— Ты и в прошлый раз так говорил, — покачала Галина головой. — А оказалось…
— В прошлый раз я ошибся с диагнозом, — перебил Герман. — Ну так я же не врач! А теперь самый доподлинный доктор констатировал — баста. Окончательный то бишь каюк товарищу Хучраю.
Галину все-таки продолжали мучить сомнения.
— И твои студенты снова ничего не заподозрили? — настороженно спросила она.
— Само собой, не заподозрили. На то они и знатные бестолочи…
— Ты ведь их совсем не знаешь, — упорствовала Галина.
— Брось, Галочка, — поморщился Герман. — Я еще до того, как заговорил с ними, все про них понял. С первого взгляда ясно: форменные лопухи!
— Будем надеяться, — вздохнула Галина.