Хлыст. Секты, литература и революция

Этот радеющий демон не хочет подчиняться ни чувству меры, ни принципу реальности; он, однако, многослойно интертекстуален. Мы имеем дело со знакомыми сочетаниями: пляшущий царь Давид Ветхого Завета; танцующий Заратустра Ницше; кружащиеся на радении хлысты. Во всем этом видится суть России – ее кружащаяся, женственная, обращенная на гибель русскость.

Георгий Иванов писал в своем Распаде атома примерно то же, но с меньшим воодушевлением: «Ох, это русское, колеблющееся, зыблющееся, музыкальное, онанирующее сознание. Вечно кружащее вокруг невозможного, как мошкара вокруг свечки. Законы жизни, сросшиеся с законами сна»[1810]. «Кружево кружений. Россия – Рим»[1811], – писал в стихах 1922 года Константин Вагинов, совмещая упомянутый тут же «хлыстовский дух» с ницшеанской идеей вечного возвращения и с православной мифологией русского Рима.

В стихах и эссе Цветаевой кружение приобретает смысл метафоры, выражающей ядро авторской идентичности, ее отношение к Богу, искусству и любимому.

Так вплясываются… (Велик
Бог – посему крутитесь!)[1812]

В ранних стихах Цветаева писала о себе: «Я – мятежница с вихрем в крови»[1813]. Керенский в час победы у нее тоже «жаркий вихрь»[1814]. Рай по Цветаевой – «круглый рай»[1815]. Братья-архангелы узнаются «в безумном цирковом кругу»[1816]. В Царь-Девице женское влечение имеет такую кульминацию: «И – взыграв как целый град Содом – Закрутилась дымовым столбом!»[1817] Кружится и большевистская красавица Нина в Случае с лошадьми. Лирическая героиня Цветаевой отказывает мужчине так: «Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться. Тебе ль остановить кружащееся сердце?»[1818] Ее собственная любовь в Поэме горы воплощена в той же метафоре: «говорила, что это демон крутит»[1819].

Ты как круг, полный и цельный:
Цельный вихрь, полный столбняк.
Я не помню тебя отдельно
От любви. Равенства знак[1820]

.

Идея уточняется, и важным становится именно такое сочетание вихря и столбняка, вращательного движения с отсутствием линейного перемещения: «Над Петербургом стояла вьюга. Именно – стояла: как кружащийся волчок – или кружащийся ребенок – или пожар» – так начинается очерк о Кузмине[1821]. «Вещие вьюги кружили вдоль жил», – сказано о Блоке[1822]. В стихах 1918 года есть многоуровневая конструкция: «Мракобесие. – Смерч. – Содом»[1823]. Идея кружения связывается с национальной трагедией:

Царь и Бог! Простите малым –
Слабым – глупым – грешным – шалым,
В страшную воронку втянутым,
Обольщенным и обманутым[1824]

.

Восстание крыс в Крысолове – аллегория революции – описывается синонимическими обозначениями вращательного движения: «Эка круговерть […] – Солнцеверт! – Мозговрат!»[1825] Та же круговерть и в Молодце:

Пляши, пряха, Пляши, птаха […]
Не добром – так лихом!
Вихрем, вихрем, вихрем! […]
Не добром – так худом!
Кругом, кругом, кругом!

Идеи добра и вихря близко соседствуют: синтагматическая их близость в стихе Цветаевой соответствует их семантическому сходству в ее мире. Ужасная любовь к упырю изображена все в тех же сливающихся терминах влечения-кружения: «Не метель – клочья крутит: Девка с молодцем шутит». Но есть здесь, как кажется, и указание на более специальный характер этого пляса:

То не белый плат вьется –
Душа с телом расстается.
– Очнись! – Не хочу!
Пляша душу испущу! […]
Не пожар тушу,
Свою смерть пляшу[1826]

.

Так радели хлысты: кружась и пляша, умирая и воскресая, улетая душой на седьмое небо и маша при этом белым платком. В конце загадочной поэмы, когда Маруся улетает из-под венца, чтобы соединиться со своим упырем, мы опять видим их кружение и – фонетически – слышим указание на хлыстов:

Свились,
Взвились:
Зной – в зной,
Хлынь – в хлынь!

Особенно контрастна эта картина мира в сопоставлении с Блоком, у которого, в отличие от Цветаевой, стихия и история чаще движутся линейно: у Блока ветер, у Цветаевой вихрь; у Блока метель, у Цветаевой смерч; у Блока дорога, у Цветаевой карусель; у Блока скачка, у Цветаевой цирковой круг; у Блока – шествие, у Цветаевой – хоровод.

ПЛЕННЫЙ ДУХ