Хмара

Господин жандармский полковник выразил свое удовлетворение тем, что партизанский отряд, действовавший в данной местности, больше не существует. Одна его часть уничтожена в боях, другая — захвачена в плен. Господин полковник благодарит в лице старосты местных добровольцев, которые помогли немецкому командованию уничтожить партизанскую банду, хотя их, этих добровольцев, было очень и очень немного — пусть староста отметит это как минус в своей полезной деятельности. Но, подчеркнул полковник, существует третья группа партизан, которая рассеялась по селам и отсиживается, выжидая удобный момент, чтобы всадить немецкой армии нож в спину. В их ликвидации главную роль обязаны сыграть местные самоуправления, работающие в духе сотрудничества и дружбы с немецким командованием. В этой связи полковник изъявлял неудовольствие, что при Знаменской сельуправе до сих пор не создан полицейский отряд. Такому большому населенному пункту, как Знаменка, нужен отряд в 30–40 человек, и полковник надеется, что он вскоре будет создан на основе тех добровольцев, которые помогали в борьбе с партизанами.

Хальке фон Руекопф с четверть минуты передохнул, ибо ему, человеку практического склада, трудно было произносить длинные политические монологи. Он пожевал губами, посмотрел в слезящееся дождем окно и снова заговорил, то и дело останавливаясь, чтобы дать возможность Мюльгаббе перевести его слова, а самому собраться с мыслями.

Желательные для немецкого командования формы работы местного самоуправления должны быть старосте уже известны. Хальке фон Руекопф пристально взглянул на Раевского, отчего тот невольно приподнялся на табуретке и пробормотал:

— Яволь, господин полковник!

Но старосте следует к тому же знать, продолжал полковник, что немецкое командование желает жить в дружбе с местным населением и не хочет восстанавливать его против себя крутыми административными и иными мерами. Поэтому не рекомендуется пока проводить массовые аресты неблагонадежных лиц, хотя, в конечном счете, это было бы небесполезно. Разумеется, исключение составляют коммунисты, партизаны, евреи и все те, кто пытается бороться против свободы и истинной демократии, дарованных украинскому народу немецкой армией. Аресты других лиц, активно проявивших себя при большевиках, целесообразнее начать через несколько месяцев, когда новый порядок завоюет авторитет у населения и станет стабильным. А пока надо готовить списки неблагонадежных, проводить aгитацию в пользу нового порядка и разыскивать спрятавшихся партизан и коммунистов. За этой работой, однако, ни в коем случае нельзя забывать о добровольных поставках продуктов для героической германской армии и ее союзников.

Полковник умолк, предоставляя себе очередной отдых.

— Насчет землицы в личное пользование хлопочет народ, так что отвечать? — спросил Раевский, приподнимаясь на табурете. Под словом «народ» он подразумевал Эсаулова, Гришку Башмака, других своих помощников, ну и себя тоже.

— Я рассказиваль ти это раньше, — рассердился Мюльгаббе. — Ти ест темный голова, нет понимайт.

Полковник осведомился, о чем речь, и после перевода ответил, что немецкому командованию представляется более удобным тот вид организации сельского хозяйства, который существует, то есть колхозы, которые теперь следует именовать сельхозобщинами. Когда хлеб, мясо и прочие продукты централизуются на единых складах, гораздо легче осуществлять добровольные поставки для немецкой армии. Проще также обрабатывать землю. Тогда как при системе частных наделов многие крестьяне окажутся без сельскохозяйственных орудий и лошадей, следовательно, земля будет плохо обработанной или вовсе необработанной. А это, заявил полковник, прямой урон для нашего общего дела, особенно для победоносной германской армии.

Закончив объяснение, Хальке фон Руекопф оживился. Он считал, что дал этому русскому старосте, а заодно гебитскомиссару Мюльгаббе, объяснение исчерпывающее и глубокое. По сути дела, он произнес сейчас прекрасную политическую речь. Политические речи были второй, после оружия, слабостью полковника. Он любил произносить их и считал, что только обстоятельства и сугубо практическая работа помешали ему стать крупным политическим деятелем. И сейчас, довольный собой, он смотрел на застывшего на краешке табурета старосту почти благожелательно.

Хальке фон Руекопф поднялся и, тяжело ступая по половицам, подошел к Раевскому. Тот вскочил и стал навытяжку, чувствуя, как ладони мгновенно повлажнели. Заплывшее нездоровым жиром, с маленькими неподвижными глазками лицо полковника напоминало морду бульдога, готового вцепиться в горло. «Дернуло же меня задать вопрос!..» — робея, раскаивался Раевский.

Дотронувшись до рукава Раевского кончиками пальцев, как это делал прежде гебитскомиссар, Хальке фон Руекопф произнес несколько скрипучих фраз. Мюльгаббе перевел: господин полковник разрешает выделить земельные участки не более одного гектара для руководящих лиц сельуправы и полиции.

— Яволь, господин полковник! — воспрянул духом Раевский.

Мюльгаббе поправил:

— Hier mus du danke schon gesagen.[9]