Хмара

Взаимное угощение куревом у малознакомых парней-знак дружелюбия и во всех случаях — испытанный повод для завязки разговора.

— В каких частях служил? — поинтересовался Орлов.

— 130-я дивизия, 528-й полк, — назвал Никифор первоначальное место своей службы.

— Братишка, так и я в этой дивизии был! — оживился Орлов. — Ты где в плен попал? Еще под Уманью?.. Ну, а я позже… Небось, год назад и думки не держал, что v немцев очутишься? — с неожиданной горечью спросил Орлов. Но ответа на свой вопрос он не ждал: все было и так ясно. — М-да-а, — тянул он. — Судьба, как в той паршивой песенке поется, играет человеком… Да что там человеком — армиями! Все пошло к черту на рога!.. Э-ха!

— Ты что? Растерялся? В бабью присказку о несчастной судьбе стал верить? — с внезапной резкостью сказал Никифор, уставившись на собеседника жестким взглядом широко раздвинутых глаз.

Орлов от неожиданности крякнул. Преодолев секундное замешательство, он с раздражением спросил:

— Может, ты не растерялся? Сейчас редко такие встречаются… Объясни тогда, почему немцы прошли пол-России? Почему? — почти крикнул он со страданием в голосе.

— Плохо воевали, — глухо ответил Никифор.

— Плохо? Это мы уже слышали!.. А ты мне конкретно скажи, кто плохо воевал и почему плохо?

— Мы с тобой, — насмешливо проговорил Никифор. — Будь мы хорошие солдаты, не сидели бы сейчас здесь, не покуривали. Либо дрались бы… — Никифор сделал глубокую затяжку. — Либо в земле наши косточки лежали.

Орлов как-то разом сник. В глазах у него погас лихорадочный блеск. Торопливо свернул себе новую цигарку, жадно затянулся, окутавшись густым облаком махорочного дыма.

— Отчасти ты прав, — после продолжительного молчанья сказал он. — Но только отчасти. Пленные были и будут в самых дисциплинированных армиях. Война без пленных, как и без убитых, немыслима. И это не потому, что были и будут трусы и мерзавцы. Они — статья особая. Но создаются такие положения, когда сопротивление невозможно или бессмысленно.

— Нет таких положений! — отрезал Никифор.

— Есть! И ты сам доказательство, что есть, — прищурился Орлов. — Я не беру в расчет себя, хотя считаю, что сделал все от меня зависящее… Пускай я буду трус и предатель! Ну а ты?

— Я себя не оправдываю, — уклончиво ответил Никифор. Разговор принял опасное направление, и он решил, что следует быть осторожным.

— Припер, говоришь, к стенке? — Орлов удовлетворенно откинулся на спинку стула и со снисходительными нотками продолжил: — Я не одну ночь в концлагере об этом думал. И не один я такой! Уйма нашего народа у немца в плену. Не тысячи, а сотни тысяч. А с гражданским населением — миллионы. Пойми ты: миллионы! И все они, по-твоему, виноваты? Шутишь, приятель!

— Не нам с тобой судить об этом.

— Не нам?! — взорвался Орлов. — А кому тогда? Ведь мы с самого начала все видели своими глазами!.. Гнилая царская Россия смогла сдержать немцев у западных границ, а у нас они дошли до Сталинграда! Это как надо понимать?..

— Матушки мои! — раздалось от двери. — Накурили-то как. Хоть топор вешай.

В комнату вошли Зоя и Нюся.

— Военный совет в Филях, — тоном экскурсовода объявила Зоя.

— Точнее, совет двух битых вояк! — подхватила Нюся.

— Ну, ты скажешь! — поморщился Орлов. Нюся преувеличенно удивилась:

— Смотрите, пожалуйста: он еще обижается!..

Девушки принесли с собой масляную коптилку, потому что совсем уже стемнело. Дрожащий язычок пламени озарил комнату. Воздух и в самом деле был сизым от махорочного дыма. Пришлось открыть окно.

Орлов порывался продолжить спор, но Нюся ему не дала.

— Хватит, — сказала она. — Я хозяйка, и я распоряжаюсь! Играем в подкидного. Зоя сдавай…

Никифор рассеянно шлепал по столу картами. Как и Орлова, его захватил спор, и он продолжал подыски-зать и обдумывать свои возражения.

— Митя? А, Митя?

— Вы меня? — очнулся Никифор.

— Ну да! Ведь это вас зовут Митей?

— А что? — оторопело забегал Никифор глазами.

Присутствующие разом засмеялись, приметив замешательство на его лице. Нюся по-своему поняла рассеянность Никифора.

— Кто она? Кто? — приставала она, хищно раздувая тонкие крылья носа. — О ком вы думали?

— О вас! — брякнул Никифор, не придумав ничего иного.

Зоя и Петя Орлов поперхнулись в смехе. А Нюся покраснела и обиделась.

— Скажи девушке «не люблю» — поверит и оскорбится, скажи без подготовки «люблю» — не поверит и еще больше оскорбится, — философствовал Орлов.

Чтобы замять неловкость, Зоя быстренько раздала карты и крикнула:

— Играем в «своего козыря». У кого шестерка треф?

Игра пошла своим чередом.

В начале двенадцатого Зоя объявила, что у нее заболела голова, и бросила карты на стол.

— Пошли в сад, — предложила Нюся. Таинственными и густыми кажутся ночью редколистые яблони. Выпрямляясь, шелохнет в безветрии веточка. Шлепнется подточенный червем плод — звук падения неправдоподобно отчетлив и громок. Пахнет остывающей после дневного зноя землей, полынью, сурепкой, вянущей лебедой.

Проводив гостей до садовой скамейки, Нюся нырнула в темноту и вернулась с тростниковой кошелкой, полной яблок-падалиц. Некоторое время в темноте только и слышно было, что хруст и жевание.