Хмара

Две девушки, одетые в стеганки, несмотря на солнечный теплый день, медленно пробирались в толпе, здороваясь со знакомыми. Обе были чересчур полногруды, будто за пазухой у них что-то спрятано. У обеих остро и взволнованно блестели глаза, пылали щеки. Впрочем, это ничем не выделяло их из окружающих. Многие мобилизованные одеты в ватники (холода уже близки), и все были взволнованны предстоящим расставанием.

В толпе девушки сталкиваются с двумя хлопцами. Происходит обмен приветствиями, потом завязывается полушутливый, с намеками и улыбочками разговор. Для посторонних, если бы кто вздумал прислушиваться, ничего особенного в этом разговоре не было.

— Лиду не узнать — похудела-то как! — говорит парень с пышным чубом и делает округлые жесты. — Аннушка, замечаю, тоже худеть начала… Принесли что-нибудь? — тихо спрашивает он и снова громко:-Поделитесь, девчата, секретом: какими харчами вас кормят?

Анка кокетливо смеется:

— Неужели я пополнела? Какой ужас!

А Лида поднесла полный кулачок к самому носу чубатого и сказала:

— Вот тебе харчи! Битых полчаса ищем Петю Орлова, а этого Петю черти с квасом съели!.. Взаправду похудеешь тут… — И вполголоса сердито:-Принесли. Тридцать штук.

— Ладно, — примирительно говорит Орлов. — Не сердись. Маловато что-то принесли (И слышит тихое Лидино: «Сколько успели».). — А мы с Андрейкой задержались маленько. Андрейка свои матросские штаны искал. Вы знакомы? — спохватился он, переводя взгляд на парня в матросских брюках.

Анка утвердительно кивает, а Лида протягивает спутнику Орлова женственно округлую руку:

— Лида.

— Андрей Тяжлов, — представляется тот, сдвинув каблуки ботинок, целиком скрытых под широченным морским клешем. — Очень приятно!

— Моряк с непостроенного корабля, — комментирует Орлов. — Штаны перед войной сшил, а во флот не попал по здоровью.

От такого дружескою комментария Тяжлов конфузливо краснеет. Он стесняется своего хлипкого здоровья. Особенно неприятно ему, что об этом сказано в присутствии девушек.

Он язвит в отместку:

— У меня хоть штаны сохранились, а ты и те потерял, когда на фронте драпал.

Девчата смеются: Анка опускает глаза, а Лида не стесняясь, разглядывает Орлова с головы до ног — на нем и в самом деле какие-то старенькие домашние брюченки. Сочувствие Лиды явно на стороне Тяжлова, она одобрительно ему кивает. Тот расцветает улыбкой.

— Пора начинать, — сухо говорит Орлов. — Ваши — по возам, между вещей, а наши — по площади.

Отведя девчат на безлюдный край площади, Орлов знакомит их с планом операции. Лида, слушая, посмеивалась и возбужденно облизывала губы остреньким языком. Но Анка казалась испуганной: она улыбалась деревянной вымученной улыбкой, большие глаза её были тревожно расширены, от этого казались огромными, а щеки заливал жгучий румянец.

— Ну пошли? — спросил Орлов, когда каждый уяснил свою роль.

— Вперед, заре навстречу… — тихонько запела Лида и первой двинулась к центру площади, увлекая за собой Анку.

— Тише, скаженная!.. — испуганно прошептала та. Парами — впереди девушки, а за ними хлопцы — они вошли в толпу. У телег с пожитками разделились. Парни очутились с одной стороны тележного ряда, девушки — с другой.

Внимание людей, расположившихся около возов, неожиданно было привлечено курьезным случаем: шли два подвыпивших дружка да и свалились на дороге. Чертыхаются, а встать никак не могут. Одному, который потрезвее, удалось подняться на ноги. Другой путается в широченных морских штанах и опять шлепается на землю.

Люди наблюдают — кто осуждающе, а кто с веселым любопытством, — как парень в морских брюках подымается, отряхивает с себя пыль. Его дружок помогает, поддерживает морячка за руку и, хотя сам лыка не вяжет, пытается поучать:

— Говорил тебе, дураку, не пей третьего стакана!..

Дальше идут парни. Один из них находит пятнадцатикопеечную монету, второй бросается её отнимать — опять шум, крики, ругань. И, конечно, нет недостатка в зрителях.

— Пьяные… Что с них взять! — бормочет дед Фаддей Комаров, обращая слова свои к пожилому соседу, тоже провожающему дочь.

— Ух, молодежь нынче пошла! — соглашается тот. — По всякому случаю самогонку хлещут. Дай-ка клочок бумажки, сват, закурим… Твоя бумажка, моя махорочка.

— Нету бумажки, — горестно хлопает по карманам Фаддей. Надысь остатний клочок искурил. Нынче с бумагой беда. Газеток нет, так я дочкины учебники пользовал, да и те зараз кончились…

— Не бреши, сват, — грубо обрывает сосед, — Из кармана что у тебя торчит? Ты получше запрятал бы, если врап, собрался, — разобиделся сосед, качая седой головой. — Ну и народ пошел! Из-за клочка бумажки жадует.