Хмельницкий (Книга третья)

Следом за Киселем толпой вышли и другие чины полкового "отродья", как, с легкой руки Карпа Полторалиха, про себя называл их Богдан Хмельницкий. Впереди шел высокий и какой-то нескладный увалень, не по возрасту подвижный полковой есаул Сидор Пешта. За ним следовал кряжистый, такой же юркий шляхтич Данило Чаплинский. Должность писаря в казачьем полку не особенно отягощала его. Но в ней он видел свою великую миссию, возложенную на него шляхтой. Занимая эту должность, он не только внимательно следил за казаками, но и себя не забывал. Он хотел крепко осесть на степных просторах, зарился на плодородные земли. Мечтал стать зажиточным шляхтичем-осадником. Иногда он, чтобы скрыть свои алчные намерения, говорил Пеште, что ему мешает его шляхетское происхождение.

- Был бы казаком, черт возьми... проше пана, давно стал бы полковником! Имел бы собственный хутор и сенокосы, пруды...

Богдану было приятно, что казацкие старшины ждали именно его приезда. Не слезая с коня, он поздоровался со всеми, по-казачьи взмахнув шапкой. Потом соскочил с коня, отдал поводья Карпу, пошел навстречу Кричевскому. Кисель, извиваясь как вьюн, опередил Кричевского.

- Весьма рад приветствовать пана Хмельницкого, - еще издали произнес он, чтобы его не опередили другие. Ведь ему было известно, что сам коронный гетман пригласил Хмельницкого на осмотр Кодака! "Каким недальновидным человеком был Сагайдачный, который так невежливо обошелся с матерью этого казака, как с простой посполиткой..." - подумал Кисель.

- Я тоже рад, пан Адам. Привет вам сердечный и от моей жены!

- Разве до сих пор помнит пани... пани...

- Ганна же, Ганна, - подсказал Богдан.

- Да, да, Ганна, бардзо дзенькую. Так смешались языки, не правда ли, пан Богдан, смешались?..

- Разве только языки?.. Привет пану Станиславу, рад видеть тебя в добром здравии! О-о, да здесь, вижу, собрался весь цвет полка.

- Со счастливым приездом и пана Богдана, - отозвался Кричевский. - Цвет полка, как всегда, в полной готовности. А тут пан есаул говорил, будто бы ты отказываешься от приглашения гетмана...

- Я же не сказал, что отказывается, - поторопился Пешта. - Только думаю, что откажется пан сотник. То есть я...

- Пан сотник, возможно, и отказался бы, а полковник Богдан Хмельницкий не собирается-пренебрегать высоким вниманием коронного гетмана...

- Да бог с вами, пан полковник, - махнул рукой Адам Кисель. - Как можно, ведь при мне пан Станислав посылал гонца из Варшавы в Чигирин, чтобы пригласить пана Хмельницкого. Именно пана Хмельницкого, прошу пана!

- А пан есаул мог бы и сам, без особого приглашения, ехать, коль ему так приспичило, - улыбаясь, бросил Богдан.

Сопровождавшие Богдана казаки громко захохотали, а за ними и чигиринцы. Писарь Данило Чаплинский исподлобья посмотрел на казаков и тоже засмеялся. Этим он крайне удивил есаула Пешту, словно неожиданно дал ему пощечину. Ведь, кроме Чаплинского, среди присутствующих здесь не было у него ни единомышленников, ни противников Хмельницкого.

- Не скажите, пан Хмельницкий! - выпрямился Пешта. Он словно покачнулся всем телом. - Как полковой есаул я, кажется, тоже занимаю не последнее место среди казачества. У меня больше оснований представлять наш полк у пана коронного гетмана, чем...

- Мне неизвестно, действительно ли коронный гетман хотел бы видеть там именно есаула Чигиринского полка. Кажется, и не коронный гетман назначал пана Пешту на эту должность, слишком тяжелую для здоровья такого...

- Договаривайте, прошу, - какого?! - не подумав, горячился Пешта и, как парубок на гулянье, по-петушиному подскочил к спокойно стоявшему Богдану.

Хмельницкий одну ногу поставил на ступеньки крыльца так, что дубовая доска заскрипела, и уперся рукой в колено. И трудно сказать, чего было больше в его взгляде, устремленном на опьяневшего от негодования есаула. На покрасневшем лице Пешты выступили капельки пота. Уничтожающий взгляд Хмельницкого сказал все, но Пешта еще хотел и услышать, что скажет Богдан. Неужели он думал, что Богдан Хмельницкий, воспитанник иезуитской коллегии, не найдет веского слова! Для Пешты было бы лучше, если бы Хмельницкий промолчал.