Хмельницкий (Книга третья)

- Нет! На земле много хороших людей, Богдан. Кампанелла тоже не был одиноким в своей борьбе за равенство людей. Слыхал ли ты о Рембрандте? Об этом простом голландском маляре, ставшем великим художником! Наверно, слыхал?

- Только то, что успел мне рассказать о нем наш хитромудрый Юрко Вовгур. Хотелось бы, чтобы и ты подробнее поведал мне о нем. Мне известно, что он освободил тебя из неволи, как меня святитель Лукарис! А что мы, собственно, знаем еще? Только то, что мир велик, а знания держат паны под замком, как скряги золото. Сами едут учиться в западные страны. На лазурных берегах постигают науку. А как тянутся к знаниям простые люди! Но что мы можем знать...

Беседа затянулась до ночи. Порой они говорили с таким пылом, словно призывали друг друга к борьбе, то начинали вспоминать роскошные зеленые луга на побережье Днепра и даже девушек. Один вздыхал, завидуя женатому Богдану, второй утешал как мог.

- Не утешай, Богдан. Вспоминаем мы об этом скорее как о своей юности, далекой теперь молодости. Которая из них была для тебя первой Евой? Изменившая тебе послушница монастырская, прельстившаяся богатством и султанской славой, или настоящая турчанка...

- Их было две на заре моей молодости...

- Даже две! Две женские судьбы коснулись крыльями в стремительном взлете юности... А Рахиб-хоне такая же несчастная, как и Анна-Алоиза, встретившаяся на моем тернистом пути. Иезуиты отняли у нее женское счастье и материнскую радость... А что я могу сказать о своей Василине из Подгорца? Разыскал я ее, свою первую и юношескую любовь. Она теперь пожилая вдова, долго не могла узнать меня, а может, из предосторожности просто боялась признаться. От меня родила, говорит, сына Николая, но уже будучи замужем за другим. Родители поторопились, чтобы не осталась с байстрюком в девках! А жаль, что она не осталась в девках!.. "Николай стал теперь казаком", - сказала она. Вот и ищу, как вчерашнюю мечту. Николай Подгорский...

- Рахиб-хоне и не обещала мне сына, будучи четвертой у моего баши. Только... Не стоит об этом...

- Да, Богдан, не стоит. Поговорим об этом в другой раз. Тебе пора. Каменецкие шляхтичи, наверное, уже послали своих джур к коронному гетману с сообщением о твоем пребывании здесь.

- Ты прав. Я рад, что мы с тобой начали этот большой разговор! А Рахиб-хоне, или скорее уж Ганна, или твоя Василина - это только сердечные занозы.

- Но эти занозы все-таки глубоко вонзились в наши сердца, - засмеялся Кривонос. - На всю жизнь!

- Это тоже роднит нас с тобой. Николая Подгорского я поищу у нас. Лучше бы тебе самому приехать к нам! Где такому быть, как не среди запорожцев! А наш разговор мы еще продолжим. Лукарис, Кампанелла, Рембрандт! Есть о ком вспомнить и нам!.. Может быть, заглянешь хоть на несколько дней ко мне в Субботов. Ни бог, ни сатана не узнает! Твой след своими ногами затопчу, не позволю шляхтичам выполнить их людоедский приговор.

- Люди уже готовы к восстанию. Нельзя их оставлять одних, погибнут. Об этом и ты не забывай. Но знай, что мы на Подольщине готовы в ближайшую весну вспахать и посеять зерна свободы! Однако подождем приднепровцев!..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВМЕСТЕ С СУХИМ И СЫРОЕ ЗАГОРИТСЯ!

1

В субботовском хуторе Хмельницкого шумно праздновали новые крестины. У них родился второй сын.

Только вот роженица до сих пор еще оставалась в постели, вызывая тревогу у родных. Тяжелые роды измучили, обессилили немолодую уже женщину. Целую неделю пролежала она в тяжелой послеродовой горячке и, лишь когда пришла в сознание, узнала, что родила сына. Радовалась ли она появлению еще одного ребенка на свет и в без того большой семье, трудно сказать.

- Мальчика привел господь бог принять от тебя, Ганна. Будь здорова, доченька! - сказала уже совсем состарившаяся Мелашка, когда та открыла глаза.

- А кормите вы его?.. - забеспокоилась Ганна, с трудом поворачивая тяжелую голову.

- А как же, бог с тобой! Соседка молодуха вам еще спасибо говорит. Три раза в день носим к ней кормить ребенка. Чтобы не распирало, говорит... Молочной породы молодуха!

Богдан был рад рождению второго сына. Тимоше пошел уже восьмой год, а рос он один в окружении девочек. Он тяжело переболел оспой, которая оставила следы на его лице. Сейчас все тревоги за его жизнь остались позади, но мать глубоко переживала за сына, оставшегося на всю жизнь с оспенным лицом.

Хмельницкий устраивал пышные крестины, послал гонцов на левобережье Днепра, в Лубны и Переяслав, даже в Киев! Друзья юности были самыми желанными гостями на этом семейном торжестве в доме Хмельницких. Готовились устроить богатые крестины, как подобает казацкому старшине. В доме появился младенец! Прибавилось хлопот, и Богдан прежде всего советовался с Мелашкой обо всем.

- Можно ли, мама, доверить такого малыша нашей воспитаннице Гелене? спрашивал он старуху.