Хмельницкий (Книга третья)

- Да, да, ваше величество... - подтвердил Калиновский. - Пан Хмельницкий, надеюсь, окажет моей семье такую честь... ("Наверное, задобренный гостеприимством казак не откажет ему показать королевское послание!" - роились мысли.) Поэтому я пришел сюда, чтобы пригласить ваше величество на наш семейный праздник! Тешу себя надеждой, что пан Владислав согласится. Дети - это наши цветы, как иногда ласково изволит говорить ваше королевское величество.

Он даже тронул короля своими словами. Младший сын Владислава, последняя его надежда, снова безнадежно занемог...

- С удовольствием приеду, ведь знаменитый староста воеводства является для короля как бы членом его семьи! Брак детей - счастливое будущее рода!.. Разумеется, непременно приеду. Пан Хмельницкий и расскажет нам в доме старосты о вчерашней его беседе с ее величеством королевой. Это самый лучший выход для вооруженных уже казаков. Конституция и сейм пока что не касаются этих благородных дел. Кстати... - Король обернулся к Радзиевскому. - Сейчас в моих покоях королева беседует с французским амбасадором [послом (польск.)] Флесселем де Бержи. Не согласился бы пан посол завершить эту интересную беседу с нами? Пан воевода, надеюсь, не откажется помочь нам отправить казаков морем через наш Гдынский порт во Францию...

В это время порывисто открылась дверь и в приемную ворвались клубы холодного воздуха, протянувшись словно лисий хвост. Король повернулся к двери. На его лице играла улыбка. - Казалось, что вот-вот он скажет о чем-то радостном, приятном для всех.

Вместе с клубами морозного воздуха вскочил в открытую дверь одетый по-дорожному, хотя и не в охотничьей одежде, встревоженный первый помощник коронного гетмана полковник Скшетуский. Король даже попятился назад, мрачнея.

- Пан краковский староста, коронный гетман Станислав Конецпольский скоропостижно скончался, ваше королевское величество, - дрожащим голосом доложил Скшетуский и в знак траура склонил голову.

Король оцепенел. Растерянно окинул взглядом присутствующих.

- Станислав Конецпольский. Konies Polski [конец Польше (польск.); пророческий каламбур на фамилию Конецпольский], - тяжело вздохнул Владислав.

20

Обитатели Субботова жили в какой-то тревоге и напряжении. У раскрытых ворот усадьбы Хмельницких Мелашка прощалась со своим сыном, теперь уже полковником Мартыном. Любовалась им, какой он стройный! Вот он подошел к казаку, державшему на поводу двух коней, взял из его рук поводья одного из них, рыжего, словно искупанного в золоте. А на дворе уже пахло весной, на деревьях набухали почки, по полям гулял теплый ветерок.

- Плакать, мама, не надо, - тихо уговаривал Мартын мать.

- Не надо, говоришь, сынку? Да разве я плачу, - тьфу, пропасть! Глаза матери, как колодезный сруб, всегда покрыты росой... В такую дорогу сына провожаю! - оправдывалась Мелашка и рукавом, как молодая жена, вытирала слезы.

В такую дорогу... Не в первый раз казаки отправляются в дальние походы. Мартыну уже приходилось бывать не только за Черным морем, не только воевать с турками, но и за Дунаем. Этот поход во Францию казался далеким не только старой Мелашке, но и казачьим полковникам.

Ганна Хмельницкая не выходила из дому, чтобы еще больше не расстраивать прощавшуюся с сыном мать. Своего мужа Богдана она проводила еще две недели тому назад. Едва высидел дома до масленицы, все рвался в Чернигов.

Ганна понимала, почему этот дальний заморский поход так увлек Богдана, и не осуждала его. Именно такого Богдана любила она, а не того, что свою самую лучшую саблю, память отца, так легкомысленно сломал на пне грушевого дерева.

Сегодня утром Ганна услышала, как один из казаков полковника Мартына рассказывал о гибели старшины из Черниговского полка, когда они переправлялись по хрупкому льду Днепра под Киевом. Эта весть встревожила и Ганну. Успел бы Богдан своевременно переправиться через Днепр!..

- Не слышал, казаче, кто этот несчастный? - спросила она казака.

- Старшина из Черниговского полка, пани Ганна. Сказывают, что муж сестры полковника Золотаренко.

Эти слова казака как-то больно кольнули в сердце Ганны. В ее душу закралась тревога. Как ей хотелось хотя бы услышать из уст мужа свое имя, произнесенное с такой же теплотой, как он однажды вспомнил Ганну Золотаренко... Вспомнил и задумался, как иногда задумывался, когда в разговоре кто-нибудь называл этот далекий от Субботова город. Так задумываются мужчины только тогда, когда таят в своем сердце какое-то непоправимое раскаяние!

Неужели только дела, связанные с военным походом во Францию, заставили Богдана так поспешно выехать в Чернигов?..

О несчастной сестре полковника Золотаренко, может быть, и до самой смерти не узнала бы Ганна, если бы Пешта не пожурил при отъезде Богдана: "Зачем полковнику брать харчи в дорогу, ежели в Чернигове его так гостеприимно принимают в семье полковника Золотаренко и его сестры!"