Хмельной транзит

— Еще шаг — и вазе капец, недоносок! Молоко на губах не обсохло, отвали, сказала! Девку свою насилуй! — Юленька с ненавистью во взгляде замахнулась весомым памятным раритетом еще раз, высоко подпрыгнула, одной ногой оттолкнув нахального пасынка, и тот наконец ретировался.

Тем временем Илья Ильич Ледогоров в своем кабинете битый час изучал пухлое уголовное дело, которое легло на стол накануне вечером. Как оно попало в руки прокурора, с недавних пор отвечающего за иной район, можно было только догадываться. Ведь в этом деле угадывалась кровная заинтересованность спрятать концы в воду. Вот рапорт оперативного сотрудника милиции, из которого следовало, что первого сентября поступил сигнал через дежурного о том, что некий гражданин в районе городского пруда обнаружил труп. По указанию начальника криминальной милиции на место выехала оперативная группа, сразу узнать личность погибшего не представилось возможным. На теле были обнаружены всевозможные татуировки, которые говорили о принадлежности человека к преступному миру. Пролистав несколько страниц, Ледогоров старший остановился на заключении эксперта-криминалиста, из которого следовало, что смерть наступила от механической асфиксии. Необычным было то, что у трупа отсутствовал один жизненно важный орган: в груди было проделано отверстие и через него кто-то извлек сердце. Далее следовала справка следователя, возбудившего уголовное дело по факту убийства, а то, что это убийство, ни малейших сомнений не осталось, потому как на теле было множество телесных повреждений, связанных с каким-то ритуальным обычаем. Возможно, рассматривая разные версии, излагал в справке следователь, преступники относили себя к какой-то секте, не исключался вариант, что убийство могло быть совершено подростками. Как профессиональный юрист Илья Ильич сразу обратил внимание, что первоначально оперативно-розыскные мероприятия на месте происшествия результатов не дали. Ни очевидцев, ни свидетелей, ни каких-либо вещественных доказательств и серьезных следов, которые могли бы помочь в раскрытии преступления, обнаружено не было. Для установления личности трупа были даны ориентировки, началась проверка по дактилоскопическому учету, благодаря которому стало известно имя погибшего — неоднократно судимого Зыкуна, по прозвищу Немец. Тогда версия о том, что преступление совершено лицами из его окружения, вышла на первый план.

Прокурор Ледогоров по долгу службы не раз встречался с одноногим в то время, когда тот еще был жестким криминальным авторитетом, неуравновешенным, любившим широко погулять. Как правило, в компании вел себя агрессивно, всегда стремился к роли лидера, требовал неукоснительного подчинения, но однажды в пьяных разборках потерял ногу, и вскоре весь его дутый авторитет канул в небытие. Ледогоров, изучая материалы уголовного дела, останавливался на отработанных фамилиях из мира уголовников не просто так, именно сейчас ему предстояло подчистить любые подозрения о причастности единственного сына, из-за которого может пострадать его карьера прокурора. Кто мог видеть Немца последним? У кого из этих зэков, хмуро смотрящих на прокурора с черно-белых фотографий в анфас и профиль, мог появиться реальный мотив ритуального убийства? И, увы, ответов не находил. К тому же в деле Илья Ильич наткнулся на показания некой бабки Матрены, к которой в день убийства за выпивкой для троих пацанов заглядывал Зыкун. Кто эти пацаны, что отправили калеку за самогоном, Илья Ильич знал доподлинно, и не потому что излил душу его великовозрастный детина. Когда ни первого, ни второго сентября в школе не появились все трое, мать Мартынова прибежала в дом прокурора в надежде узнать, куда пропал ее сын Костик. Третьего дня Ленька, как ни в чем не бывало, появился на уроках в наглаженной школьной форме, а через несколько дней мелкий худенький кучерявый мальчишка был найден в лесопарковой зоне — бедняга повесился на дереве. Судьба второго приятеля Степана Карпиловича, 17 лет от роду, не менее печальна, вскоре после этих событий он был задержан по подозрению в избиении собственной матери. И только Ледогорову старшему женщина, попавшая в больницу с черепно-мозговой травмой, по секрету сообщила, что накануне Дня знаний ее сын на рассвете вернулся домой мокрый, грязный, еще не протрезвевший, и слезно просил сказать, если придут сотрудники милиции, что ночевал дома. Нужно ли говорить, что мать Степана обещала хранить молчание в обмен на увесистый конверт.