Он дрожа встал. Бильбо не знал, что ему делать: то ли разжечь лампу, то ли спрятаться за бочками в погребе и сидеть там, пока не уйдут все гномы. Неожиданно он обнаружил что музыка и песни смолкли, и теперь все смотрят на него сверкающими в темноте глазами.
— Куда вы? — спросил Торин таким тоном будто догадывался о колебании хоббита.
— Нельзя ли принести лампу? — виновато спросил Бильбо.
— Нам нравиться темнота, — ответили гномы. — тьма подходит для темных дел. До расцвета ещё много часов.
— Конечно! — согласился Бильбо и торопливо сел. Он промахнулся мимо стула и сел на решетку, со стуком уронив кочергу и совок.
— Тише! — сказал Гэндальф. — Пусть говорит Торин! — И Торин начал так.
— Гендальф, гномы и мистер Бэггинс! Мы собрались в доме нашего друга и товарища по заговору, этого самого замечательного и смелого хоббита — да не выпадет шерсть на его ногах, и хвала его вину и элю! — Он замолчал, чтобы перевести дыхание и ожидая вежливого ответа хоббита, но бедный Бильбо Бэггинс не заметил всех этих комплиментов, он пытался возразить против того, чтобы его называли смелым и товарищем по заговору, но был так поражен, что не смог произнести ни звука. Поэтому Торин продолжал.
— Мы встретились здесь, чтобы обсудить наши планы, наши пути, способы, политику и средства. Очень скоро, ещё до рассвета, мы начнем наш долгий путь, путешествие, из которого кое–кто из нас, а может и мы все (исключая нашего друга и советчика изобретательного колдуна Гэндальфа) можем никуда не вернуться. Я полагаю, что цель путешествия всем нам хорошо известна. Для достопримечательного мистера Бэггинса и, возможно, для одного–двух младших гномов (мне кажется. Что я имею право так называть, например, Кили и Фили), ситуация в настоящий момент может потребовать краткого объяснения..
Таков стиль Торина. Торин был очень важным гномом. Если бы ему позволили, он вероятно продолжал в таком духе до потери дыхания, не говоря при этом ничего такого, что не было бы известно присутствующим. Но его грубо прервали. Бедный Бильбо не мог выдержать. При словах «
— Какой возбудимый малыш, — сказал Гэндальф, когда они снова сели. — у него бывают странные приступы, но он один из лучших, один из лучших–свиреп, как загнанный в тупик дракон.
Если вам приходилось когда–нибудь видеть загнанного в тупик дракона, вы поймете, что это всего лишь поэтическое преувеличение применительно к любому хоббиту, даже к Старому Туку, по прозвищу Бычий Рев, который был так высок, что мог ездить верхом на лошади. В Битве на Зеленых Полях у горы Грэм он набросился на ряды гоблинов и деревянной дубиной снес голову их королю Голфимбулу. Голова пролетела сто ярдов по воздуху и упала в кроличью нору, и так была выиграна битва и одновременно изобретена игра в гольф.
Однако тем временем более изнеженный потомок Бычьего Рева приходил в себя в гардеробной. Немного погодя, подкрепившись выпивкой, он нервно подобрался к двери гостиной. И услышал, как Глойн произнес:
— Хм (или что–то похожее фыркнул). Думаете, он подойдет? Гэндальфу хорошо говорить о том, какой свирепый этот хоббит, но один такой крик в момент возбуждения, и этого достаточно, чтоб разбудить дракона и всех его родичей, которые нас убьют. Мне кажется, походило больше на страх, чем на возбуждение! Если бы не знак на двери, я бы подумал, что мы не туда попали. Как только я увидел этого малыша, подпрыгивающего и пыхтящего на крыльце, у меня появились сомнения. Мне он кажется больше похожим на бакалейщика, чем на взломщика!