Хобо

«Иди отсюда», сказал он спокойно. Я спросил себя, значит ли это, что он меня прогоняет, но не двинулся с места. У меня не было выбора. «Иди отсюда», повторил он, глядя на меня как на идиота, который решил переть напролом. «Спроси первого встречного парня, спроси его: «Ты человек Барона?» И он тебе ответит: «Да», да еще и пошлет тебя, сам догадываешься куда, за то, что ты об этом спросил. Понимаешь?».

Я сказал, что понимаю.

«Тут и понимать нечего», оборвал он меня, загадочно оскалившись и давая понять, что высокомерие не передается ни воздушно-капельным путем, ни генетически, а просто является характерной особенностью.

Стены офиса все больше давили на меня, но я не отступал. Отступать мне было некуда. Я был букмекером, поставившим все, что у него есть, на окончательно обессилевшего боксера, у которого даже развязались шнурки на перчатках, и этим окончательно обессилевшим боксером был лично я. Темные непрозрачные глаза закончили отсчет времени. Я вошел в клинч с неприкрытой головой, стоя на цыпочках. «Барон, это дело как раз для тебя. От него так и несет баблом. Горой бабла».

«Деньги не пахнут», произнес он очень, очень серьезно. «И, кроме того, тебе, вероятно, известно, что я занимаюсь только чистыми делами».

«Это дело простое и чистое», я оставался в клинче. Собственно, это был единственный способ остаться на ногах. «Это дело для настоящих господ. Разве тебе не хотелось бы слушать Стиви Уандера, да еще и получать за это деньги? Большие деньги».

Он перестал крутить перстень на среднем пальце: «Не впутывай Стиви Уандера в свои глупости».

«Не думаешь ли ты», спросил я уже в трансе, «что пришло время устроить в Нишвиле что-нибудь грандиозное?»

«Что грандиозного здесь можно устроить? Организовать бал гомосексуалистов в Соборной церкви?».

«Радио Барон», выкрикнул я, представляя новую сенсацию. «Радио с супермузыкой и суперспонсорами, которые будут драться друг с другом за рекламное время, не спрашивая о цене. Ты только представь себе, сколько есть в этом городе людей, для которых будет честью вложить деньги в радио Барона».

«За стенами этого офиса нет никакой чести», он положил свои когтистые руки на стол. Длинные, как у пианиста, пальцы выбивали дробь по искусственно «состаренному» ореховому дереву. На столе не было ни бумаг, ни иллюстрированных журналов, ни хрустальных пепельниц — от этого его величина была еще более заметной. Я имею в виду величину стола. Другая величина подразумевалась, и я загремел тоном проповедника: «На это есть Пеня и я, мы их научим тому, что такое честь, и что за честь нужно платить по прейскуранту Барона».

Воздух, который я выдыхал, наполнял атмосферу праведным гневом.

«И что я должен делать?» лениво спросил Барон, у которого, кажется, начало просыпаться воображение.

«Только одно — составить список спонсоров и текст контракта о рекламе», я был готов к ответу. Равно как и к последовавшему за ним вопросу:

«А что, если они не захотят давать рекламу?»

«Они только потом узнают, что мы их рекламируем», я набрал обороты и не дал ему снова перебить себя вопросом. «Сначала мы их прорекламируем, а потом сунем на подпись контракт. Ты же не допустишь, чтобы богатые бизнесмены бесплатно рекламировались на твоем радио? Помнишь, что ты сказал мне, когда я в первый раз был здесь: «Барон не Красный крест».

Он подался вперед, локти скользнули по столу в мою сторону, он приложил палец к губам, собираясь закусить его зубами. Свет пробивался через жалюзи, рассказывая свою историю: вещи не очевидны, вещи искажены. Да, свет бросает на них тени, создает их очертания. Загадочный оскал принял вид резкой, бледно-красной черты. Сейчас он действительно подводил черту.

«Диджей, одно дело заводить музыку в клубе. Это хобби. Это чушь собачья. Открыть радиостанцию это нечто совсем другое. Это дело».

«Так я о деле и говорю». Барону не влезешь в душу, но как насчет его логики?

«Знаешь ли ты, сколько стоит такое дело?». Логика хозяина судорожно сопротивлялась попытке затащить ее в неизвестный лабиринт.

«Цена чисто символическая». Моя самоуверенность незаметно переросла в дерзость.

«Деньги — вещь деликатная. С ними нет никакой символики. Оборудование, передатчик, помещения», он устал перечислять. «И кто ты такой, чтобы я превращал тебя в звезду эфира?»

«Речь идет не обо мне, а о твоих бабках». Я перешел черту, которую он провел.

«Речь всегда идет о моих бабках». Он мог бы сказать, что в космосе действуют космические законы.

Я решил, что пробил час прояснить ему один из таких законов: «Тебе не нужно вкладывать деньги, твое дело собирать их и тратить».

«А кто же вложит деньги в мое радио?». Он снова принялся вертеть на среднем пальце квазароподобный перстень, теперь гораздо энергичнее. Должно быть, чтобы улучшить циркуляцию.