Хобо

«Договор на рекламу твоей клиники парикмахерских услуг». Несмотря на то, что голос его звучал как у Святого Петра, Пеня не выдумывал: над витриной была вывеска на кириллице «Клиника парикмахерских услуг», пыльные неоновые буквы высотой сантиметров в десять, красного цвета на синем фоне.

«А на что мне это?», удивился человечек, разглядывая бумаги с обеих сторон.

«Нужно». Пеня был неумолим. «Такие времена. Барон хочет рекламировать тебя на своем радио».

«О-о-о», простонал пожилой мастер, увидев цифру, проставленную в договоре. «Откуда у меня такие деньги?», он машинально вытянул руку, чтобы вернуть Пене документы, но тот крепко схватил его за запястье.

«Значит так», рявкнул Святой Петр. В порыве неожиданного вдохновения он потащил поблекшего сухопарого человечка к парикмахерскому креслу. «Садись, сейчас я тебя брить буду», пророкотал Пеня, глянул на себя в зеркало и остался доволен. Он весь был как бритва, с тупым лезвием.

«Да ты чего это?», только и успел сказать человечек. Пеня схватил его за волосы и принялся таскать как мать — дочку, которая в переходном возрасте стала вести себя вразрез с нормами морали. У пожилого брадобрея волос было немного, может быть, поэтому ему было особенно больно. Старческая прическа быстро превратилась в редкие торчащие кустики волос.

«Что же ты делаешь, Петр, побойся Бога», заскулил он, сжавшись в комок. «Ты что забыл, я знал мать Барона, мы были соседями».

Пеня помрачнел, он вскипел от бешенства, потом вдруг побледнел так, словно наступил на свежее, дымящееся паром говно. «Чью это ты мать вспомнил, кобель старый?» Он толкнул человечка в кресло и несколько раз треснул его по голове, прочно стоя над ним с расставленными ногами. «Может быть, ты ее знал так же, как знал и мою мать?», Пенин рык заглушил стариковские вопли о помощи.

Сказать, что Пеня впал в ярость, — это ничего не сказать. Ярость показалась бы милостью и кротостью по сравнению с тем, что сейчас накатило на Пеню. Мешать ему было бы безумием, и я просто сделал знак тем двоим, что сидели на скамейке, чтобы они продолжали читать газеты.

Старый мастер рыдал, умолял и заклинал Пеню остановиться. Парикмахерское кресло тряслось от ударов вместе с ним.

А я-то поначалу не мог понять, с чего нас занесло в этот занюханный салон, где стригут, укладывают, сушат феном, ухаживают за бородами и усами… Оказывается, вот оно что. Пеня захотел, чтобы зазвучала реклама его отчима, или кем он там ему приходится, чтобы его мастерство, обогащенное жизненным опытом и подтвержденное взятым в рамку дипломом, стало общим достоянием. Похоже, у великих мастеров старость всегда несчастливая.

Короче, я мог бы поклясться, что этого человечка вообще не было в списке Барона. И все же в конце концов ему пришлось умыться под краном, чтобы на договор не попало ни капли крови. Едва держащаяся на шее разбитая голова почти коснулась бумаги, когда он дрожащей рукой сжал ручку. После этого, я был уверен, он не подпишет и собственного завещания. Впрочем, вряд ли у него останется, что завещать.

«Я всегда знал, что ебешь большим пальцем», сказал Пеня несколько более спокойным тоном. На этот раз он обошелся без ухмылки.

Старикан скомкал свой экземпляр, бросил его в корзину для мусора и проковылял за коричневую занавеску, за деньгами.

Неудачный ход, он может навести на размышления, а я знал, чем кончится дело, если Пеня пустится в размышления. Поэтому я решил, что самое время обратить внимание на двоих, продолжавших сидеть. Хотя смотреть на них было противно. «Что пишут газеты?», спросил я у них. Две пары глаз с ужасом взглянули на меня, нагнетая мучительную тишину. «Неужели все так плохо?», продолжил я. «Без паники, парни. Газеты всегда врут. Но ведь люди должны чем-то заниматься, правда?». Без толку, они не знали, куда им деваться, что делать со своими газетами и своими глазами.

Пеня вернул их в колею. «Что? Чего вылупились?». Рявкнул так, что у них снова заработала система кровоснабжения. «Как вам моя прическа?» Бритая голова ослепительно блеснула, и они тут же уткнулись носами в газеты, очень, очень стараясь стать невидимыми.

«Видите, мужики», я помогал им сидеть тихо. «Одно хорошее бритье может изменить вашу жизнь». Они опять ничего не сказали, парализованные ужасом.

Тут приполз старый парикмахер с довольно большой пачкой денег в руке. Казалось, в любой момент он может их выронить. К счастью, все кончилось быстро. Обошлось без пересчета, без таскания за уши, без единого произнесенного слова. Ни у одной из сторон не было желания мучить другую.

После нашего визита «Затылок» стал действительно похож на «клинику парикмахерских услуг». Неон никогда не лжет, даже когда не светится.