Хочешь жить, Викентий?

— У моей матери старшего брата звали Викентий. Викентий Сумароков. Он погиб на войне. Дядя был умным, талантливым. До войны театральное училище закончил. Ему бы жить да жить…

— Получается, жив Викентий Сумароков?

— Я, когда паспорт получал, хотел имя поменять, да потом стыдно стало перед дядей. Так и остался Викентий.

— И хорошо! — бодро поддержал я его. — Редкое имя. Ты же артист.

— Смейся сколько хочешь, а я в свое призвание верю.

Я пошел к Аллочке, она уже сидела за своим сестринским столиком.

— Рядом с самоубийцей-то хорошо как спится! — поприветствовала она меня. — Два раза заходила. Спят, сердешные, не шелохнутся.

— Викеша спокоен. На выписку просится, — доложил я.

— Умеешь ты, Саня, больного успокоить. Вся больница уже про морг знает. Шоковая терапия удалась.

— Без вашей поддержки она бы не удалась, Алла Алексеевна. Поделим лавры.

— Лучше поделим палаты. Ты будешь раздавать лекарства в первых восьми.

Я взял ящик с лекарствами, сунул в него тетрадь назначений и пошел на задание.

Утро, шумное, суетливое, заполнило отделение. Хлопанье дверей, окрики заступившей на дневную смену процедурной сестры, приглашающей пациентов на уколы, шарканье тапочек больных, бредущих в столовую на завтрак, воркование Аллочки с сестрой Наташей, принимающей дневную смену.

— Сумарокова выписывают, — услышал я. — Нина Петровна сказала, что он абсолютно в порядке.

Алла Алексеевна, попрощавшись с нами, отправилась домой. Я проводил ее до выхода и пошел назад. Перед дверью в отделение меня остановила девушка в белом вязаном берете и накинутом на плечи халате. Воспаленные бессонницей и слезами глаза смотрели на меня горестно-вопросительно.

— Вы в терапии работаете?

— Практикант-патологоанатом, — представился я, думая этим немного развеселить посетительницу.

Девушка вздрогнула и непроизвольно сделала шаг в сторону.

— Да шучу я. Что ж нервные-то все такие?

— Пожалуйста, проводите меня к Сумарокову Викентию, — попросила она. — Мне разрешили.

— Я слышал, его выписывают.

— Да-да, я принесла ему одежду.

Я шел с девушкой в «блатную» палату, а из глубины коридора к нам навстречу спешил Викеша. Я первый раз увидел его в вертикальном положении и сразу отметил, что он гораздо выше, чем я предполагал, но уж очень субтильный. Одно слово — артист!

— Олесенька! — кающимся фальцетом вскрикнул он.

— Кеня! — выдохнула девушка и прямо-таки припала к узенькой груди Викеши.

Они обнялись и побрели в палату, напрочь забыв о кошмарном практиканте-патологоанатоме.

IV

Прошел год, и, когда зацвела сирень, я стал частенько вспоминать Викентия Сумарокова. Настигнет ли его новая несчастная любовь, за которой последуют опять скорая помощь, промывание, прокапывание и так далее? Каждый день собирался я позвонить Алле Алексеевне. Она так зауважала меня после случая с Викешей, что в знак особого расположения позволила называть себя Аллочкой.

Но шли экзамены, теплыми вечерами тянуло погулять, и я так и не удосужился позвонить.

Тринадцатого мая, после экзамена по фармакологии, я поехал в Дом офицеров — купить билеты на концерт саратовского вокально-инструментального ансамбля. Я стоял в хвосте очереди, уныло прислушиваясь к предсказаниям паникеров, что билеты скоро закончатся.

Мне было обидно: Борька к Милке Потёмкиной на обед отправился после экзамена, а я тут отдувайся за всех! Я достал из портфеля журнал «Вокруг света» и даже успел раскрыть его, но тут кто-то легко ткнулся мне в локоть, и восторженный, прямо-таки ликующий голос пропел:

— Товарищ патологоанатом, здравствуйте!

Очередь вздрогнула и подсократилась, как тонкая кишка при сильной перестальтике. Журнал мой сам собой захлопнулся. Я обернулся.

Передо мной стояла та самая девушка, что принесла Викеше в больницу одежду, Олеся.

— Здравствуйте, — ответил я. — За билетом на концерт?

— Да. Уже купили! Мы с Кеней так любим их песни! — защебетала Олеся. — А вот и Кеня!

— Здоро́во! — Викентий бодренько протянул мне руку.

— Здоро́во, — пожал я ее, гладенькую, узкую, как у девчонки. И ненавязчиво, но внимательно осмотрел его.

Взгляд ясный. Голос спокойный. Выражение лица дружелюбное. Движения уверенные. Я остался доволен собранным анамнезом.

Честно сказать, я чуток растерялся от такой встречи, мало понимая, как мне с ними себя вести, что говорить. Но потом сообразил: я — врач, Кеша — пациент, Олеся — родственница моего пациента.

— Не обижает? — шутливо и вместе с тем строго спросил я Олесю, кивнув на Викентия. — А то у нас есть кое-какие методы…

Викентий улыбнулся и приобнял свою красавицу.

— Что вы! Я так счастлива! Кеня — он такой хороший!

И лукаво смеющиеся глаза девушки словно признавались мне, что она в подробностях знает, как я стал причастен к этому бьющему через край счастью.

Порвали парус История подкидыша

I