Читаем «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) полностью

Сейчас, похоже, что она перестраивается в магистерскую из докторской. Но это должен решить Мазон, правда, не один (тогда никаких шансов на успех бы не было), а в составе какой-то там комиссии, на которую, м. б., удастся произвести впечатление «трудами» — я им их и напихал, сколько влезет, и «аттестациями», отзывами обо мне знакомых славистов.

Знаю, что Вам, из калифорнийского далека, м. б., не легко будет составить обо мне конкретный отзыв, который бы мог на здешних церберов произвести впечатление.

Если бы Вы сочли, что Вам возможно мне такой «отзыв» выдать, то Вы, верно, понимаете, что ему следует быть посильно «похвальным».

А м. б., лучше дать им Ваш адрес и на Вас сослаться? В этом случае, конечно, мне необходимо Ваше согласие.

Пиллатовская ксерография уходит той же почтой, что и это письмо, и тоже самолетом. Но отдельно, потому что по здешним правилам так дешевле!

Вы их, верно, одновременно и получите.

Видели ли Вы Заболоцкого и Цветаеву в «большой» «Библиотеке поэта»? Что это их вдруг угораздило? Хотя Зильберштейн с горечью говорит, что у них обоих имеется неизданный материал, по крайней мере, на книжку такой же величины. И хорошего качества.

Сердечный привет Лидии Ивановне. Пишите.

Искренне Ваш Э. Райс

Е. RAIS 3 rue des Ecoles Paris 5е

30

Париж 20-III <1966 г.>

Дорогой Владимир Федорович.

Рад, что Пиллат Вам пригодился. При сем прилагаю посильно точный его перевод. Старался передать смысл каждого из стихов, а не его красоту. Переведены все выдержки, присланные вами в фотокопии, в том же самом порядке. Для большей уверенности я их пронумеровал.

Что касается Лошака, то есть способ его достать для Вас: экземпляр несомненно имеется в Национальной библиотеке, потому что они обязаны иметь все книги, вышедшие во Франции — хоть по одному экземпляру. Но если бы я или даже Вы попросили их о фотокопии, то они пообещают, но не сдержат никогда. Для того чтобы они сдержали, было бы необходимо, чтобы, напр<имер>, американское посольство попросило о фотокопии — тогда они сделают и без большого опоздания. Но попробуйте сделать так: напишите им на бланке и от имени университета, в котором Вы преподаете, чтобы выходило, что просите не какой-то там Вы, а что университет просит. Тогда тоже, м. б., пошлют, хотя это продлится и дольше, чем если бы просило посольство.

Другого способа, к сожалению, не вижу. Разве опять-таки случай. Но, как видите, до сих пор он был к нам немилостив.

Сердечно Вас благодарю за подробности о «Центрифуге» — они не только нужны для диссертации, но и захватывающе интересны сами по себе. Бобров — преинтересен, но его не достать. И мезонинцы интересны. В ту пору Шершеневич был лучше, чем при имажинизме. Были и другие там еще любопытные парнишки. Но куда уж такие нежности при нашей бедности! Раньше падения советского строя (если доживем) и не мечтаю о таких подробностях, как бы они ни были интересны.

Сейчас в Париже гостит Зильберштейн (тот, что «Литературное наследство») и сулит золотые горы (вплоть до «Мезонина» включительно) всякому, кто доставит ему хоть какие-нибудь материалы, рукописные или изобразительные, для его издания. Но где ему такие материалы раздобыть? А ничего другого не признает. Я его уже иностранными книгами соблазнял, даже из Восточной Европы и из Латинской Америки, а он все ничего, не реагирует. Ему бы вот неизданное письмецо Толстого или хоть фотографию Плеханова — тогда от него можно получить что угодно. Я еще не сдался, но пока толку было мало.

«Патмос» — я его перечитал перед написанием Вам этого письма. Конечно, Лившиц намного лучше Чурилина (и даже Петникова) владеет стихом. Но все это какое-то прохладное, вроде Поля Валери. Акмеист среди футуристов — вот как бы я его назвал. Идеалом поэзии был бы для меня Чурилин, вооруженный техникой Лившица. Или даже нет, если на то пошло, есть получше — техникой Цветаевой или Клюева, напр<имер>. Лившиц — близок к Ходасевичу, но без черноты и остроты, а пожалуй, и глубины последнего. Конечно, при повторном чтении оказалось лучше. Но Вы не учитываете, что Чурилин не успел выработаться. А шансы его были чрезвычайно велики. Вспомните хотя бы его песню, где Товий и Леля. Какой словесный блеск! И почти каждое слово рифмуется!

Делать нечего, если Вы не принимаете предложения Струве для русского издания Вашей книжки о футуризме — будем читать ее по-английски. Слишком уж соблазнительны — и сюжет и, все-таки, Ваше авторство. У меня лично к нему слабость — не удержусь и прочту. А все-таки жаль, что не по-русски. Вы все-таки по-русски талантливее.

Что же касается антологии футуристов — пообъемистей! До пределов пространства, которого удастся добиться у Струве! — этого все любители русской поэзии будут ожидать с нетерпением. Хотя понимаю, что рано им об этом говорить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза