Хочу бабу на роликах!

И Глеб на первый взгляд такой же, как всегда, но я чувствовала, что между нами почему-то словно выросла стена. Или я все это придумала?

В один отнюдь не прекрасный день мне все стало ясно.

Я ездила к свекрови помочь ей собраться: она уезжала в Карловы Вары – лечить печень. Поездку ей оплатил Глеб, и она была на седьмом небе. Даже на меня не обижалась.

Мы еще посидели, потом простились, и я поехала домой. Открыв дверь ключом, я сразу услыхала голоса на кухне. Глеб и кто-то еще. А, Генка! Похоже, они там решили выпить, я уже хотела крикнуть им, что я пришла, но тут до меня донесся голос Генки:

– А как же Санька?

– Ах, боже мой, если бы я знал! Пойми, я чувствую себя как стреноженный конь…

– Ты хочешь сказать, как стреноженный жеребец, – довольно ядовито произнес Генка.

– Дурацкая шутка! Нет, правда, я совершенно растерян. Думаешь, я не знаю, чем я обязан Сашке? Прекрасно все понимаю и даже больше тебе скажу: я ее по-своему еще люблю, она как часть меня самого, вот это меня и мучает.

Он замолчал. Я стояла замерев. Вот оно – то, чего я боялась. Он любит меня, но «по-своему»! То есть попросту терпит без отвращения, так, что ли?

– И все-таки, Глеб… Баб у тебя было и будет тьма, а Сашка… Сашка – она ведь уникальная Такие на дороге не валяются.

– Да знаю я все, знаю! – раздраженно произнес Глеб. – Но если бы ты ее видел…

– Кого? Сашку?

– Да не Сашку, а Яну! Ты пойми, она же не просто красивая, она умница, и вообще, в ней столько перца… Она такая отчаянная, у меня дух от нее захватывает, я как будто в другое измерение с ней попадаю. А Сашка… Она хорошая, добрая, самоотверженная, все так… Но я знаю ее вдоль и поперек. Она, прости меня господи, кажется мне такой пресной…

– Это Сашка-то пресная? Тебе не стыдно, Глебка? Я никогда столько не ржал, как в то лето, когда мы в Коктебеле вместе отдыхали. Помнишь, мы там на свадьбу попали, а невеста была с огромной жопой…

– Ну и что?

– Сашка тогда схохмила: «Снился мне зад в подвенечном уборе». Она такая веселая была, заводная… Да и вообще, зажрался ты, браток. Счастья своего не ценишь, – тяжело вздохнул Генка.

– Стоп, стоп, ты что, влюблен в Сашку?

– Ничего я не влюблен, – как-то угрюмо произнес Генка. – Но ты все равно дурак!

– Ну допустим, что я тебе поверил, хотя не очень… У вас с ней что-то было?

– Ты сдурел? Похожа Сашка на баб, которые исподтишка блядуют с друзьями мужа?

– Непохожа, это правда, а там кто ее знает, может, она втихаря…

– Глеб!

– А что? Скрывала же она от меня несколько лет, что работает прислугой.

– Что?

– А то… Она мне призналась, что никакой она не бухгалтер в фирме, а домработница у каких-то богатых идиотов. Она же от меня это скрывала!

– Но ведь это она скрывала, чтобы ты, мудак, не комплексовал!

– А любовников она скроет, чтобы я не чувствовал себя рогоносцем.

– Тебе легче считать ее виноватой, да?

– Может быть…

– Ах, идиот, дурак ты набитый. Такую бабу на какие-то пряности променять…

– Пряности? – пьяно засмеялся Глеб. – Но если б ты видел Яну, если бы ты знал… Я, Генка, мужик неслабый, пол-Москвы могу трахнуть, а она… Она из меня все соки выжимает, и как…

Больше я слушать не могла, хватит с меня. Я на цыпочках вышла на лестницу, отчетливо понимая, что моя жизнь с Глебом кончилась. Бесповоротно.

Но что мне делать, куда идти? Если бы я могла уехать к бабушке, но и это невозможно. Я вышла во двор.

Уже наступил вечер, но летняя темнота была еще прозрачной, нестрашной. Надо все хорошенько обдумать. Я добрела до сквера и села на лавочку. Кругом было безлюдно. Я закрыла глаза. Когда жизнь по-настоящему берет меня за горло, я начинаю сразу думать, как выбраться, а уж потом предаюсь унынию и рефлексии. Ясно одно – жить с Глебом я не буду.

Пусть трахается со всеми бабами подряд, меня это уже не касается. Вопрос в том, где буду жить я? Конечно, я могу прийти к нему и потребовать, чтобы он съехал к своей любимой маме, ведь свою квартиру я продала из-за него. Но я не хочу там жить. Через полгода я попробую все-таки поехать к бабушке, а до тех пор…