Хочу ненавидеть тебя

– Я-то подрочу! – вскочил Дима и встал напротив нас. – Я не настолько на этом помешанный. А ты ради телки собрался просрать все, к чему мы так долго шли! Ради чего? Ради оладушков? Или может у нее пизда волшебная?! Эта сука сведет тебя в могилу, может тогда ты вспомнишь о своих друзьях?

Тут Богдан делает короткое движение, сносит в сторону стол и бьет Диму в нос. Я кричу, а Дима падает на спину, держась за нос, из которого кровь хлещет.

Мне конечно приятно, что Богдан заступился, но жалко Диму.

– Еще раз услышу от тебя хоть слово в ее сторону выбью и зубы. Аня пошли.

– Ему надо помочь.

– Он заслужил!

– Может и так! Но у него кровь! По нему же видно, что он не может себя защитить. Где аптечка?

– Нет у нас.

– Ну хоть что – то. Водка, салфетки!?

– Мать Тереза, блять, – бурчит Богдан, но не уходит. Вздыхает и кивает на стол Димы.

– У него там что – то было.

Я тут же подлетаю, открываю тумбочку и достаю аптечку.

Глава 20. Аня

Я обработала рану Димы. Мне хотелось с ним поговорить, объяснить, что порой планы меняются. Но он лишь молчал. И молчал, когда мы спускались обратно в подвал.

– Мне так неудобно перед ним.

– Не парься. Он смирится, – обнимает меня Богдан и ведет в ванную, где сам раздевает. – Самое главное это мы с тобой.

Вода была идеальной, приятно пощипывала кожу. Мы долго лежали. Богдан снизу, а я на нем. Сначала молчали, но вскоре Богдан заговорил.

– А что ты там придумала про дядю.

– Придумала?

– Ну, я бы знал. Мы выясняли про мою семью, но там все глухо. Я даже не знаю, как мою мать звали.

– Вероника, – рассказываю я то, что помню. – Она родилась в семье Черепановых.

– Черепановы? Отец вел дела со старшим, не помню, как его звали.

– Геннадий вроде. Он твой дед. Тоже не очень приятный тип.

– Тоже это про меня, или про моего отца?

– Не придирайся к словам. Это просто про человека. Он был неприятным. Настолько, что твоя мама его убила.

– Мне кажется, это все слишком фантастично, чтобы быть ложью. Почему убила?

– Он… – я знаю, слышала, как это обсуждали, но никогда вслух не произносила. – Он подкладывал ее под своих партнёров. Не удивлюсь, если твой отец был одним из них.

Богдан замолкает. Причем надолго. Даже прекращает меня гладить. Я поворачиваю лицо, чтобы взглянуть на него. Скулы напряжена, челюсть сжата. Он мельком смотрит на меня. И словно хочет снова сыграть в балагура, но больше не получается. Потому что он вроде улыбается, но тут же снова хмурится.

– И что, этот мой дядя, ее брат. Ничего не делал?

– Мне кажется я не та, кто должен тебе это рассказать.

– А кто должен?

– Сам Харитон. Я знаю эту историю лишь со слов и, как по мне, там много белых пятен.

– Да моя жизнь давно одно белое пятно.

– Этот Харитон знает про меня?

– Знает! Он даже искал тебя. Но связаться с тобой, пока был жив Ломоносов, было нереально, а потом ты пропал. Словно с лица земли исчез. Расскажешь, куда?

– Сначала… – его словно тянет рассказать, но он тут же усмехается. – Ерунда все это, Ань. Самое важное то, что происходит здесь и сейчас. А прошлое, родственники, чушь.

– И ты… Ты отказался от мести? Больше не злишься на моего отца?

– Он мне тебя подарил, – обнимает он меня крепче, а мне не по себе. Внутренний голос буквально вопит о том, что он если не врет, то точно недоговаривает. – Теперь у меня есть счастье, которого не хватало. Зачем мне ему мстить.

Он разворачивает меня в объятиях, и мысли тут же выносит вместе с поцелуем. Но там, на закромах сознания появляется червячок сомнения, что все это ложь. Что все это фантазия, очень удачно сыгранная, и хотелось бы понять, зачем. Но потом, все потом. Сейчас только он, я и вода, обволакивающая нас как в летнем море. А может и правда.

– Богдан, а давай уедем. Я позвоню отцу из другого города, скажу, что все изменилось. Он, конечно, будет лютовать, но ради меня смирится.

– Аня, если ты уедешь со мной, то больше никогда не сможешь увидеть свою семью. Твой отец не смирится, мать не смирится, и, стоит им меня увидеть, меня линчуют.

– Ты преувеличиваешь, Богдан. Мой отец не зверь, он просто…

– Он обещал мне это. Обещал убить, если еще раз меня увидит. Если мы уедем, то навсегда.

– Богдан…

– Слушай, да не парься ты так. Завтра вернешься к папочке, а я уеду далеко и буду писать тебе письма.

– Но я так не хочу. Я с тобой быть хочу! – обнимаю его крепко, не понимаю, как теперь хоть день прожить раздельно.

– Не говори этого пока, не говори, пока не переспишь с этой мыслью. Сама ведь знаешь, что утро вечера мудренее. А завтра с утра мы либо едем вместе, либо ты возвращаешься к отцу. Одна.

* * *

Это глупо. Глупо думать, что папа по итогу не согласится. Он ведь любит меня. Да и у мамы на него очень сильное влияние. И утром может передумать Богдан, а я точно не передумаю, так что можно немного слукавить и сказать.

– Я выбираю тебя, я выбираю свободу.

Богдан убирает с моего лица мокрые пряди, целует во влажные губы.

– С утра мне это скажешь.

–Нет, – я долго была подвержена влиянию отца, теперь я хочу сама решать свою судьбу. – Я хочу уехать с тобой. Прямо сейчас, если ты готов отказаться от своих подельников.