– Давай я угадаю, – делаю шаг в ее сторону, а она либо драться будет, либо сбежит. Но сейчас внимательно наблюдает за моими действиями. Кажется даже не дышит.
– Дурак?
– Слишком мягко, – фыркает она. – Дураком ты был, когда решил, что тебе сойдет с рук мое похищение.
– Сволочь?
– Даже близко нет. Сволочью ты был в тот момент, когда трахнул меня и ушел.
– Скотина? Ублюдок? Мудозвон? Дебил?
– Все, остановись, не приближайся Богдан!
– Не могу. Давай я лучше буду приближаться и говорить каким был долбаемом, что потерял тебя.
Она открывает рот, а потом начинает смеяться.
– Не останавливайся, продолжай говорить о себе гадости, мне нравится, когда ты признаешь свои ошибки. Только вот…
– Только, – мы уже так близко, что воздух становится одним на двоих, густым, насыщенным обещаниями и похотью. Сердце шумно барабанит о ребра, желая вырваться на свободу, как желание, которое буквально парализует. Этот ее запах пота, слез, женственности. Как можно хотеть кого – то еще, если есть она. Если она существует. Как можно остановиться, если она так близко.
– Только я больше не поведусь на это. Ты может и хороший актер, но теперь ты можешь петь, что хочешь. Я никогда не поверю в то, что ты жалеешь, что потерял меня. Скорее ты обижен, что я не сделала, как ты хотел, а выстрелила.
Губы так близко, но она вдруг резко уходит в сторону, берет свою сумку и направляется к двери.
– А я жалею только об одном, что ты выжил.
– Хуйня! – не выдерживаю напряжения. В два шага нагоняю ее и разворачиваю спиной к стене. А она даже не замечает удара затылком. Смотрит в глаза и будь я из дерева уже полыхал бы, сколько там злобы.
– Ты еще расскажи, что не плакала, расскажи, что в твоей жизни ничего не изменилось. И ты ни разу за эти три года не вспоминала меня.
– Вспоминала, конечно вспоминала, когда блевала или когда занималась сексом со своим женихом. Потому что он делает это намного лучше тебя.
– Да? – сука.
– О, да. Я просто счастлива, что ты оказался подонком, иначе пришлось бы терпеть твой член в себе всю жизнь. Ужас просто.
Злость стрелой поднимается к горлу. Врет, вижу же, что, сука, врет. А если нет?
Толкаю ее к стене, от чего она ударяется затылком снова, сильнее. Мне нужно успокоиться, но она только смеется.
– Что? Думал я тут буду сидеть и ждать, когда ты соизволишь объявиться в моей жизни? Отпусти! И больше никогда меня не трогай!
– А нахрен я тебе был нужен без денег?!
– Так у тебя же были деньги! Ты забрал все деньги за меня, как только встал на ноги и уехал из Москвы. Уехал и даже не появился, даже не спросил, а как я! – кричит она и бить начинает. Уже без перчаток, уже по-женски.
Я не убираю руку, продолжая нависать над ней, сжимать горло. И сносить пощечины, и бранные слова, которые совершенно не подходят ее розовому рту. Зато ему подходит кое – что другое. Мои губы.
И они нападают, жаля, наказывая за вранье, за мат, который так лихо льется на меня.
Наказываю за выстрел, за три года разлуки.
Целую ее , толкаясь языком, а она отчаянно сопротивляется, отталкивает, бьет меня, кричит в рот, чтобы не трогал.
Но как я могу не трогать свое.
Как я могу отдать ее кому – то другому?
Ведь чувствую, что любит, что все еще любит.
– Прекрати, прекрати обманывать себя, – шепчу, надавливая на лоб, – Ты же любишь меня. Ты все еще меня любишь, Ань. И я ведь люблю. Пытался забыть, но не вышло.
– О, как, наверное, тебе было тяжело.
– Аня, все не так…
– Не верю. Ты использовал меня, ты получил все, что хотел, ты опозорил меня.
– Была причина…
– Да какая может быть причина тому, что ты снимал наш секс, а потом отправил это моему отцу?! Какая может причина того, что ты все равно взял те проклятые деньги!? Какая может быть причина такой жесткости! Я, я то тебе что сделала!?
Отталкивает она меня и отворачивается к двери, а я так много хочу ей сказать, но не могу, без доказательств она мне не поверит. Но я их предоставлю, заставлю поверить, что все не так, как ей сказали, все не так, как она придумала.
Я был уверен, что она уйдет. Хлопнет дверью и уйдет, но она закрыла дверь на защелку и застыла. На несколько мгновений, за которые я поверил, что она больше от меня не уйдет, что болеет мною так же, как я болею ею.
– Ты даже представить не можешь себе, как я скучала. Как ждала, что кто – нибудь появится и отговорит меня от этой нелепой свадьбы.
Меня как подбрасывает, я тут же налетаю на неё всем корпусом, жадно целую, слизывая слезы с щек, целуя шею.
– А еще я вспоминала, как ты раздевал меня, как ты брал меня снова и снова. Как целовал меня между ног. Возьми меня. Богдан.
Я даже не думаю больше о фальши в ее голосе, о слезах, что так и текут из ее глаз, только слепо сдергиваю ее штаны, хочу поднять наверх, чтобы взять то, что она так смело предлагает, но она давит мне на плечи. Я подчиняюсь, развожу ее ноги в сторону и окунаюсь в такой родной вкус ее влаги. Чувствую, как от