Я доехала до своей квартиры и припарковала машину аккурат рядом со своей. В голове все еще шумели слова Богдана про мужа, про свадьбу, а в руке все еще торчал комканый листок свидетельства о браке. Я не понимала, как это могло случиться. В голове просто не укаладывалось, как отец мог такое допустить. Как вообще все это произошло. Мне хотелось напиться, забыться и проспать следующие несколько лет. Я вышла из машины и не закрывая ее поплелась домой. И какое было мое удивление, когда рядом с квартирой обнаружился папа. Причем несло от него прилично.
– Пап. – привлекаю я внимание. – Ты чего здесь?
– Мать твоя выгнала. Сказала, что пока ты не позвонишь ей и не скажешь, что простила меня, она в постель меня не пустит.
– То есть даже не в дом, а в постель?
– Поверь, дочь, для меня нет ничего хуже.
Я только глаза закатываю и рядом сажусь на ступеньку, забираю у него пиво и делаю глоток.
– По заднице бы тебе надавать за такое.
– Поздно уже по заднице то?
– Поздно, знаю.
Странно это, вот так сидеть и бухать с отцом.
– Иногда я думаю, что зря на Лисске женился. Зря из бизнеса ушел, зря детей настрогал.
– Ну вроде про Никиту ты не знал.
– Вроде у Мавроди. Остальных то меня кто просил делать? Я размяк. Все таки любовь отупляет.
– Ну спасибо.
– Да ты дослушай, бестолочь. Я это все к тому, что много ошибок сделал, много раз доверял не тем. А тут оказывается меня три года обманывали. Но знаешь, что тебе скажу, дочка.
– Что?
– Я ни о чем не жалею. Не о Лисске, не о тебе, не о Сереге. Даже о Косте этом не жалею. Что не говори, а он вытянул Ломоносова из ямы, в которую тот катился. Дал цель, пусть и сам хотел поиметь с этого денег. А все что произошло с тобой по вине этих придурков…
– Ужасно?
– Ну скажем так. Не настолько ужасно, чтобы прыгать с моста. Мать тебе не рассказывала, но я ее бил. Насиловал. Тетка ее в психушку много раз упекала. Ты знала?
– Не все, – сглатываю я слезы. – Наверное, ты хочешь сказать, что мои страдания по сравнению с ее полная фигня?
– Я хочу сказать, что любые страдания можно пережить. И жить дальше. И даже жить счастливо. И простить старика отца за его ошибки.
– Ну если мама тебя за все простила, то мне грех не простить, – кладу я голову на его большое плечо, а он целует меня в висок.
– Позвонишь ей?
Я хохочу. Мы тут о серьезном, а он все о маме думает. Наверное, это здорово любить вот так, даже спустя столько лет брака. Наверное, это здорово, несмотря ни на что, быть вместе. Снова и снова чинить любимую машину. Снова и снова ощущать себя с человеком дома.
– Позвоню, конечно. А что с Костей в итоге?
– Сидит пока у знакомого полкана в отделении. Думаю, что с ним сделать. Лет десять назад просто убил бы.
– Растешь значит?
– Или старею. Пойду.
– Пап, – говорю ему вслед и протягиваю комок листа. Он разворачивает и вчитывается. – Это правда? Нас могли поженить по-настоящему.
– Это его запасной план, я полагаю?
– Так выходит.
– Давай я все проверю и скажу тебе с утра. Не истери пока.
– Да куда мне. Все истерики закончились. Я вот думаю разведусь и в монашки пойду.
– Выгонят тебя.
– За что?
– Ну вряд ли им понравится, что к тебе будет бегать по ночам мужик, а что – то мне подсказывает, что ты не сможешь его выгнать.
– Ты не веришь в меня.
– Я просто знаю таких мужиков, как Ломоносов. Он три года землю носом рыл, чтобы имя свое отчистить. Ради чего? Или кого.
– Он ни разу не позвонил. Ни разу!
– Ну а кто не без греха? Но подумай вот о чем: он мог не возвращать деньги, мог забить на это и жить в свое удовольствие.
– Ты словно защищаешь его! И это после того, как чуть не выдал меня замуж за Костю.
– Я его скорее реабилитирую. И все равно считаю, что брак с Костей был бы надежнее.
– Почему?
– Потому что мы с твоей матерью были на грани развода раз десять. Когда любишь так сильно, что готов убить, спокойствия не жди. Мне не хотелось бы этого для вас. Ни для кого из вас, дочка.
– Довольно эгоистично с твоей стороны.
– Все приходит с опытом. Спокойной ночи.
– И тебе… – тут же посылаю смс маме, что папу простила. Разговаривать с ней сил нет. Потом к двери поворачиваюсь и понимаю, что ключей у меня нет. Я и сумочку непонятно где оставила. Как такое вообще могло произойти. И я уже хочу уйти, догнать папу, как вдруг
слышу за дверью шум и ругательства. Мужские! На удачу нажимаю на ручку и дверь оказывается открыта. Захожу внутрь, и мне в нос бросается сводящий желудок с ума запах. Я со вчерашнего дня ничего не ела.
Тут же бегу туда, не разуваясь. Богдан стоит как ни в чем не бывало и жарит какие – то овощи.
– Что ты долго, супружница. Ужин почти готов.
– Что ты здесь делаешь?! – кричу я, хотя только что пообещала себе не истерить! – Богдан!
– Ну что ты все время орешь. Ты сбежала от меня, как следует погуляла, наверняка ничего не ела. Я тут стараюсь, рагу для тебя делаю, а ты орешь. Ну где справедливость?
– Справедливость?! – снимаю я туфлю на каблуке. – Я тебе сейчас покажу справедливость!
Замахиваюсь и кидаю. Он еле уворачивается, а у меня еще одна есть.
– Аня! Этим и убить можно!