Хочу с тобой

— Да нет, ты ведь мечтал об этом. Посиди пока. — Я гашу ухмылочку, от которой самому тошно.

Подхожу к черному кожаному дивану и плюхаюсь на него. Управляющий Иван Ильич семенит следом. Родион закатывает глаза и бормочет себе под нос:

— Каким был ублюдком, таким и остался.

Неприятный холодок пробегает по спине. Мне не хочется реагировать, но с тех пор, как оказался в этих локациях вновь, не получается.

— Другие обзывалочки за последние десять лет не выучил? — смеюсь я.

— Выучил. Но надеюсь, что они не понадобятся и мы всё решим полюбовно. Сейчас подъедет Шубин с деловым предложением, от которого ты не откажешься. Бабло делим, так уж и быть, пополам, раз батя под конец жизни не смог определиться, кого из нас ненавидит меньше.

— Меня вроде бы. Исходя из последнего завещания.

— Он тебя давно не видел просто. Да и... Кулак его каждый месяц переписывал, тебе всего-навсего повезло, — отмахивается Родион.

Он откидывается в кресле, но как-то уж слишком самонадеянно, поэтому что-то не выдерживает. Брат едва не падает. В последний момент успевает схватиться за стол, который с жутким скрипом подвигается к нему по полу.

Иван Ильич крякает рядом. Я бросаю взгляд на часы. Какой же нескончаемый сегодня день, вашу ж мать! Когда встаешь в пять, всегда так.

Злата, наверное, только-только проснулась, валяется в постели. Утренний секс — ее конек. Можно вообще без прелюдий, как угодно — ей нравится.

И несмотря на мое идиотское тошнотворное равнодушие, которое пока упорно никуда не хочет деваться, как ни пытаюсь от него избавиться, — снять бы, словно заношенную осточертевшую рубашку, смять и выбросить, — именно в данный момент я бы предпочел лежать с ней рядом. С теплой, податливой. И какой-никакой, но моей. Хоть что-то же в этой жизни должно принадлежать мне без борьбы и проволочек.

— Ну и где твой Шубин? — говорю я, вновь взглянув на часы.

— Едет. Расскажи лучше, как твои дела? Обжился? — Родион начинает осматривать бумаги, что лежат на столе. Заглядывать в ящики. — Всё же десять лет прошло, многое поменялось.

Он прижимает платок к лицу и громко чихает.

— Будь здоров, расти большой.

Дверь открывается, заходит Раиса Германовна. Она отвечает за порядок и питание в доме столько лет, сколько я себя помню. Замечательная женщина, в детстве я ее любил. Но сейчас она в глаза мне старается не смотреть. Как, впрочем, и все местные.

— Там приехал кто-то, — говорит отвратительно уважительно. Можно подумать, не она меня веником гоняла по кухне лет пятнадцать назад. — Вы выйдете, или позвать?

— Пусть заходит, дорогу он знает, — распоряжается Родион.

Раиса Германовна кивает и исчезает в дверном проеме. Через минуту появляется высокий мужчина лет сорока. Рыжеволосый, с упрямыми светлыми глазами и тонкими губами. Не нравится мне сразу, в общем.

Шубин присаживается на стул и начинает долго и настойчиво лить воду.

— Таким образом, — заканчивает он, — я не вижу необходимости ждать эти пять месяцев. Заключим предварительный договор, дальше мы с Иваном Ильичом уже продумаем, как что делать. И начнем подготовительные работы. А вы можете быть свободны.

Родион потирает руки.

У Ивана Ильича лицо каменное, но осанка идеальная. Он снова как-то странно крякает, но кивает. Судя по всему, с корабля наш капитан не уйдет, будет тонуть вместе с ним. Блть.

— Предварительный договор купли-продажи составили? — спрашиваю я.

Шубин лезет в портфель, достает кипу бумаг, протягивает мне.

— Вы подумаете или сразу ответите? — улыбается он. — Деньги придут в течение пары часов.

— Дайте нам сутки, Алексей Игоревич, — говорит Родион. — Мы с братом должны тщательно изучить бумаги.

Мой язвительный смешок заставляет всех улыбнуться, а Родиона покраснеть. Пары секунд хватает для того, чтобы понять всё. Я поднимаю глаза на Шубина и говорю спокойно:

— Ага, понятно. Ждать причин нет. Наш ответ готов, и он будет: идите на х*й.

В кабинете воцаряется тишина. Ее прорезает только пение петухов и ржание лошадей где-то вдали. Родион громко чихает три раза подряд.

— Что? — переспрашивает Шубин.

— За двадцать миллионов бизнес не отдам. За сто двадцать — подумаю, решение будет через пять месяцев, после вступления в наследство. Тогда и продолжим разговор. А сейчас мне некогда, прошу прощения. Сбор урожая — пора горячая.

— Сто двадцать? — низко хохочет Шубин. Глаза сверкают недобро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я в ответ улыбаюсь.

Через мгновение после ухода покупателя Родион соскакивает с места и принимается мерить кабинет шагами.

— Продавать надо, Данила, а не мозг иметь! Бабло пилить и расходиться. Ты спятил?!

— Продавать — это да, но не за ту сумму, что предлагают.

Иван Ильич прочищает горло, будто хочет что-то сказать важное, дать ценный совет подрастающему поколению. Мы с братом, оба на взводе, поворачиваемся к нему — управляющий вздрагивает и отводит глаза к окну, будто там что-то интересное.

Мы с Родионом снова сцепляемся.

— Данила, блть! Шубин отлично знает рынок. Дела отца идут не так шикарно, как ты себе нафантазировал. Иван Ильич докажет.