Хочу тебя любить

– Кирилл, иди, помоги мне, – доносится из кухни голос Франкенштейна.

Жму «сэйв», закрываю крышку ноута и поднимаюсь. Мысленно сам себя одергиваю. Надо как-то прекратить, пусть и за глаза, называть так старика. Я, конечно, сволочь, но совесть тоже имею. Достаточно того, что чувак позвал меня к себе жить. Ко всему, за это время я действительно многое понял. Курочкин – мировой мужик. Со своими загонами, безусловно. Но у кого из нас их нет?

– Что делать? – спрашиваю, останавливаясь на пороге.

Неловкость между нами, походу, только с моей стороны сохраняется. Однако это не потому, что я не ценю, просто в силу характера тяжело гнуться в дугу и как-либо выслуживаться.

– Видишь эти орехи?

– Естественно, – хриплю я.

– Их нужно наколоть и почистить, – привычно, на одной ровной волне выдает указание, как рекомендацию. Поджимаю губы и киваю, принимая «любезно» протянутую Курочкиным странную металлическую штуку. Машинально рассматриваю ее. Спрашивать, как пользоваться – западло. В принципе, вроде как догадываюсь. Голова, слава богу, работает. – Я делаю опару на тесто, – сообщает между тем старик. – Хочу к приходу Вари испечь рулеты. С маком и с орехами.

Я никак не комментирую. В принципе Курочкин и не ждет. Так обычно и проходит наше общение – он говорит, я слушаю, по надобности периодически киваю или отпускаю какой-то односложный ответ.

– Варя любит сладкое, – сообщает Фр… старик, гремя мисками.

Я выдаю свою самую частую реакцию – киваю. Сам же ловлю себя на мысли, что не осведомлен. Ну, то есть, наверное, так и есть. Если подумать… Она часто употребляет какую-то кондитерку или шоколад. Просто я… Я на этом не фокусировался.

– Она любит улун, – выдавливаю из себя, внося какой-то вклад в этот диалог.

– Отлично, – бормочет довольно. – У меня, есть. Заварим.

Только в перспективе этот процесс, а у меня в ноздрях уже стоит специфический запах. В голове мутно становится. Пару дней прошло, а я снова тоскую. Блядь, конечно, тоскую. Она только в общагу вошла, я чуть не завыл, как псина, и не начал драть дверь. Периодами перед самим собой все еще стыдно за эту хуйню, однако остановить я ее не могу.

– Хорошо, что ты пригласил Варю, – продолжает Курочкин, когда я, приноровившись, раскалываю первый орех. Что мне в нем больше всего нравится, при разговоре он никогда не таращиться мне в рожу. Всегда как будто тупо о ерунде болтает, занимаясь какой-то более важной работой. Выкупаю, что фишка стреляная, но все равно благодарен за нее. – Варя – хорошая девушка. И ты неплохой парень. Ладно, Ренат Ильдарович… – тут стоило бы вставить после тире: «псих». Но старик, конечно, никогда подобного не скажет. Пауза красноречивая. Умеет орудовать без слов. – Но как же Валентина Николаевна? Она казалась мне рассудительной женщиной.

– Она ничего не решает, – сухо выговариваю я. Раньше на этом бы и закончил. Но тут вдруг не могу остановиться. – Ирод полностью подмял. Настолько внушаемая, что на Варю срать, – в конце этой речи так тяжело выдыхаю, словно десятку километров пробежать пришлось.

Черед Курочкина кивать – замечаю это краем глаза. Мы по-прежнему просто бок о бок занимаемся этой кулинарной херней.

– Чем же отец давит на тебя? – впервые задает этот вопрос.

Очевидно, что долго собирался. И не праздное любопытство это, сейчас понимаю. А еще месяц назад, конечно же, воспринял бы в штыки. В очередной раз признаю: ловкач старик.

– Посадить обещал. Есть за что.

Курочкин, к моему удивлению, никак не реагирует. Мешает что-то там и тупо молчит. Как-то даже задевает этот игнор. Я, между прочим, кроме Любомировой, никому подобного не говорил.

– Так Варе объяснил? – буквально ловит меня на лжи. Опять же по тону догадываюсь, что именно это он и делает. – Ты не трус, Кирилл, – изрекает спокойно. – Может, и болтал Ильдарович… Но я уверен, что у тебя мотивация в другом.

Я шумно тяну воздух и применяю чересчур много силы для раскола очередного ореха. Собираюсь с мыслями, но они упорно расползаются. Дело в том, что я… Хотел бы высказаться. Хоть кому-нибудь… Подгадал Франкенштейн. То есть, Виктор Степанович, конечно.

– Он… Он давит на то, что я не могу взять на себя обязательства за Варю, – рублю с хрипом. Сам себя слышу, как сквозь толщу воды. И остановиться уже не могу. – Ее сердце… С ним в любой момент могут возникнуть проблемы… Помимо обследования… Дефект может образоваться повторно… И если потребуется экстренная замена, никто, кроме отца, не проспонсирует… Я должен скопить денег. Быть уверенным, что в случае чего смогу ей помочь сам.

Последний выдох густой и высокий. Выражает все мои эмоции. Но мне похрен.

– Ты прав, – тихо резюмирует Курочкин. – Молодец. Рассчитывать на помощь извне в подобных ситуациях – безответственно.

Я больше ничего сказать не в состоянии. Стараюсь тупо выровнять дыхание и проморгаться.

– Я не раз говорил, что ты неплохой парень. Однако должен признать, ты меня все же удивил. Для двадцати лет ты не просто молодец... Богатырь. А когда-нибудь, Кирилл Бойко, ты станешь легендой. Я уверен.