Хочу тебя… сжечь!

– Вот только оскорблять меня не надо! – выхожу на фальцет. – Прямее и не встретишь! Это вы… вечно… А я жертва обстоятельств!

– Жертва здесь я!

– Вы – рабовладелец!

– А-а-а-а, – вцепляется в волосы Дьявол, рычит. – И как мой брат тебя терпит, исчадие ада! – зло бросает и принимается расхаживать по кабинету, дыша, как паровоз. – Задушил бы во сне!

– Нам просто не до сна! – пропускаю мимо ушей это его "тыканье" и неучтивое "задушил". Почему-то дергать Дьявола за ро́жки кажется сейчас очень привлекательным, жизненно необходимым, как воздух! А то, что для красного словца вру, так, а кто поступил бы иначе?

– Свалилась на мою голову! С блинами своими, дубами, трусами! – нервно рявкает начальник, словно сам себе под нос.

Впечатлился всё-таки ромашками на заднице…

– Жил, работал спокойно. Что за испытание на мою нервную систему? – Артур Дмитриевич останавливается и поднимает на меня два тлеющих уголька в черной бездне. – Если бы не брат…

– Да-да, придушили, я поняла.

– Уволил прямо сегодня! Сейчас же!

– Ага, а кто вам разгребать вашу свалку из документов будет? – впиваю руки в бока и делаю шаг к темному рыцарю. – Я, может, и сама не хочу у вас работать! Просто не привыкла бросать дела на полпути. Одолжение вам делаю!

– Я освобождаю Вас от обязанностей, – плюется ядом Вельзевул. – Скатертью дорога! – шаг навстречу, размахивание рукой.

– Какой же Вы невыносимый… несносный… невозможный… – на языке вертится одно словечко, но произнести его не решаюсь, слишком мало свидетелей, слишком мало путей к отступлению. Просто делаю шаг вперёд и тычу пальцем в стальную грудь человека-летучая-мышь. Дышу в такт расшалившемуся сердечку, поджимаю пальцы на ногах от напряжения.

Руку простреливает электричеством, змейка разряда пробивает от кончиков пальцев до самых лопаток. Я ошарашено моргаю и прижимаю покалывающую ладонь к груди.

– Вам нужен антистатик, – испуганно шепчу я, разом теряя весь запал.

Творится какая-то чертовщина. Мракобесие!

– Мне нужна инквизиция, – темная глыба нервов делает шаг ко мне, мысы нашей обуви сталкиваются, пространство сжимается, воздух искрит. – Ведьма! – выдыхает Дьявол мне в лицо.

Горячо и гневно. Его крупная ладонь с растопыренными пальцами поднимается вверх и приближается.

Все, мне каюк. Вот сейчас он сомкнет ее на моей шее, перекроет кислород и аля-улю, асталависта, бэби. Надо бежать, пнуть его, оттолкнуть, спасаться, ещё не поздно. Но сигналы мозга почему-то до тела не доходят. Руки трясутся, ноги слабеют, пульс выжимает угол в триста шестьдесят на спидометре аритмии, а потом замирает.

Потому что рука скользит мне на затылок.

Потому что губы приклеиваются к губам.

Какой-то булыжник ухает вниз, давит неугомонную белку, разбивает в щепки ее колесо, закручивает каждый нерв, тянется расплавленной лавой вниз живота. Это длится секунду: бесконечную, болезненно-мучительную, сжигающую дотла. Эта секунда кружит комнату, взрывает фейерверки перед глазами, вырывает сердце и вставляет его обратно задом наперед, чтоб стучало мне в спину.

Я теряюсь в пространстве, лишаюсь любой мысли, каждая клетка тела вопит на древнем, как мир, языке. Четко знаю только одно – губы шевелятся. Его, мои. Я приоткрываю рот, чтобы пустить больше огня в свое тлеющее тело, поднимаю руки, чтобы захватить себе больше проснувшегося вулкана, но громкий стук в дверь заставляет очнуться.

Вмиг становится холодно, пусто, непонятно. Я открываю глаза, а Дьявол, способный испепелить одним лишь касанием, уже на другом конце кабинета. Запускает пальцы в черные волосы, суетливо оглядывается. Дверь позади меня открывается, доносится чей-то голос, перед лицом появляется красно-белая коробочка. По инерции беру ее в руки, совершенно не сознавая, что это, для чего, от кого.

Кровь ещё шумит в ушах плотной завесой, руки дрожат, губы онемели. Нужен воздух. Холодный душ. Бригада реанимации. Разворачиваюсь и на непослушных ногах выхожу из кабинета. Набираю воды в кулере, осушаю половину пластикового стаканчика и прижимаюсь лбом к стене.

Было или…

Сейчас кажется, что просто бредила. Никто не сминал мои губы, не сжимал требовательными ладонями затылок, не опалял дыханием щеку.

Быстро моргаю, словно так можно перезагрузить мозги, очистить разум, отчленить хорошее от плохого. Но нечего отчленять. Все было плохо. Нет, хорошо. Все было слишком хорошо, так, что аж плохо.

Сжимая в руке упаковку с таблетками, сажусь в свое рабочее кресло. Прохладная поверхность охлаждает даже через одежду, настолько я горю. Смотрю на пачку обезболивающего и недоумеваю, зачем, откуда… Ах да, копчик, голова. Что ж, нужно отдать Дьяволу должное – он изобрел куда более эффективный способ избавления от боли.

Куда там Кашпировскому с его "дотроньтесь до экрана, лечение уже началось". Какая-то жалкая секунда – бесконечная, упоительная – и я забыла обо всем.

Это ведь неправильно. Непростительно. Уму непостижимо! Зачем, как? Кто первый начал? А впрочем, какая разница, искать виноватого себе же дороже. Заниматься самокопанием, самоедством, к чему это все? Просто неправильно. Точка. Никаких поблажек себе.