Ход белой королевы

— Это зависит от тебя. Я уверен, ты приняла импульсивное решение, когда позвонила этому Леру. Не подумала. Все вы женщины так делаете. Вначале натворите, черт знает что, а потом всю жизнь жалеете.

Он с досадой махнул рукой.

Надежда опустила голову и еле слышно произнесла.

— Может быть нам все-таки расстаться?

Гонгадзе с недоумением посмотрел на нее.

— Но я не хочу с тобой расставаться.

— Чтобы люди жили вместе, нужно их взаимное согласие.

— Что тебе не хватает? — его голос взволнованно зазвенел. — Другая на твоем месте была бы счастлива. Ведь я хочу жениться на тебе!

Они долго смотрели друг на друга.

Наконец Надежда вздохнула, и слегка покраснев, произнесла.

— Кроме золота и кровати женщине надо еще кое-что.

— Что? Скажи и я дам тебе это…

— Это любовь!

Гонгадзе криво усмехнулся.

— Понятно! Значит все-таки мужчина…

Он, с трудом передвигая ноги, прошелся по кабинету и, подойдя к Надежде, презрительно спросил.

— Нашла себе кого-то? Ну и кто он, если не секрет?

Лицо Надежды стало замкнутым и холодным.

— А зачем тебе это знать?

— Так, — Гонгадзе поморщился и потер рукой грудь. — Хочу знать, кто мне дорогу перешел.

— Тебе это знать необязательно.

— Ладно! — махнул он рукой. — Хотя я уже догадываюсь, но на эту тему поговорим потом. Когда с деньгами разберемся. Но знай! — он повернул к ней усталое, потемневшее от бессонницы лицо. — Если перевод пройдет нормально, и ты все расскажешь, я прощу тебя, и наша свадьба состоится.

Гонгадзе подошел к столу. Взял с подноса пустой стакан и небрежно вылил туда пол пузырька валерьянки.

— А теперь подпиши платежки и иди в свою комнату. Подумай хорошенько, прежде чем принимать окончательное решение между ним и мной. И учти, что Лисовский требует передать тебя французским властям. Тогда я уже ничем помочь тебе не смогу.

Когда Надежда уже выходила в дверь, он с горечью в голосе произнес. — Это он тебя с толку сбил. Ты как его увидишь, сама не своя становишься. А так, у нас с тобой все нормально было бы. Жалко его там, в Австрии не … — и он, устало махнув рукой, тяжело опустился в кресло.

Надежда проснулась рано утром. Лицо у нее уже не болело. Опухоль на губе и у глаза после примочек, сделанных вчера врачом, заметно уменьшилась и она почти без проблем съела несколько ломтиков апельсина, взяв их в хрустальной вазе, стоящей на тумбочке. Она совершенно голая, лежала на кровати, сбросив одеяло на пол и глядя в потолок, думала о Гонгадзе. Вчера она впервые почувствовала, в его поведении что-то новое. После ее разоблачения, она ждала от него жестокой мести и уже мысленно готовилась к мучительной и долгой смерти. Но его поступок привел ее в недоумение. Вопреки всякой логике, он запретил Лисовскому ее трогать и этот странный разговор у него в кабинете. Конечно, он мог просто обманывать ее и после окончания перевода денег жестоко расправится, как расправился с Леру. Но в его голосе она услышала искреннюю боль глубоко несчастного человека. Неужели она ему настолько небезразлична?

Надежда взяла с тумбочки фотографию Гонгадзе, и долго всматривалась в нее, пытаясь найти в грубых и суровых чертах лица Гонгадзе то, что раньше она так и не смогла разглядеть в нем и что проявилось только теперь, когда ему пришлось решать, наверное, самую трудную задачу в его жизни — жить ей или умереть.

Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошел Лисовский. Таким его Надежда видела впервые. На его помятом и осунувшемся лице не было даже следов былой самоуверенности.

— Вы уже проснулись? — спросил он.

— Как видите. — Надежда быстро набросила на себя простыню.

Лисовский остановился в дверях и каким-то странным, незнакомым ей голосом произнес.

— У меня, к сожалению, плохая новость. Сегодня ночью от обширного инфаркта скончался господин Гонгадзе.

— Что?! Что вы сказали! — вскочила с постели Надежда. — Повторите!

— Ночью умер Вахтанг Тенгизович. — медленно выговаривая каждое слово, повторил Лисовский.

Надежда замерла. Затем, попятилась назад и села на кровать.

— Я вызвал службу спасения, но они уже опоздали. — продолжил Лисовский, заходя в комнату. — Сейчас в доме находится полиция. Поэтому одевайтесь. По документам вилла записана на вас, и они хотят побеседовать с ее владельцем. Надеюсь, в разговоре вы не скажите им ничего лишнего. Впрочем… — Лисовский пренебрежительно махнул рукой. — Можете говорить. У меня с местными властями очень хорошие отношения и они мне доверяют.

Надежда словно очнувшись, удивленно посмотрела на него. Затем, поправив на себе простыню, встала и, собрав со стула брошенные вчера вечером вещи, подошла к выходу из спальной.

— Господин Лисовский! — нахмурив брови, сказала она. — Надеюсь, вы дадите мне одеться, без вашего назойливого присутствия здесь. Поверьте! Оружия и радиопередатчика у меня нет и шифровки писать, как радистка Кет, я не намерена.