— Мы их подержим минут десять, проверим документы, а потом отпустим и ничего не станем объяснять, — ответил Павел Иванович, — нам бы только расколоть Мищенко!
Почти весь следующий день Женя занимался подготовкой к этому мероприятию: он долго и упорно тестировал магнитофон, через участкового инспектора передал повестки для явки в отделение милиции Мищенко и двум грузчикам универмага, продумывал вопросы, которые необходимо задать во время сеанса. А Николаев вызвал к себе весь оперативный состав, рассказал о планируемом мероприятии и попросил на это время не заходить в кабинет, где будет оно проходить.
И вот наступил день проведения сеанса гипносна. Глухарь, как и планировалось, подъехал чуть раньше и сразу же прошел в кабинет.
Он прошелся вдоль него и остановился у того места, где должен находиться во время сеанса испытуемый.
— Необходимо создать для него так называемый фон повседневности, — проговорил врач.
— А что это такое? — спросил Кудрин.
— Ну, когда вы приглашаете человека на допрос, — продолжал он, — как правило, общение происходит исключительно между вами двоими, без посторонних лиц. А в данном случае нам нужно, чтобы испытуемый был в расслабленном состоянии, поэтому я сяду за какой-нибудь стол и сделаю вид, что тоже работаю здесь. Тогда у него спадет напряженность, и он сочтет свой вызов в милицию рутинным мероприятием. Это то, что нам надо; именно в таком состоянии, в большинстве случаев, и получается введение испытуемого в гипносон.
Они поговорили о вопросах, которые должен задать врач, и приготовились к появлению в кабинете испытуемого.
Ровно в час дня в кабинет постучали, и, на пороге появился Мищенко.
— Здравствуйте, Олег Николаевич, — сказал Кудрин, — проходите и присаживайтесь.
Мищенко прошел в комнату, посмотрел по сторонам и сел на предложенный стул.
— Я пригласил вас для уточнения некоторых деталей того дня, — начал Кудрин, — припомните, пожалуйста, не было ли посторонних лиц на складе в тот момент, когда вы закрывали дверь на засов?
— Нет, никого там не было, — сказал тот, — я уходил последним со склада.
В этот момент незаметно подошел врач, посмотрел Мищенко в глаза и положил свою руку на его голову. Тот на секунду замер, закрыл глаза и опустил руки на колени.
— Расскажите нам, что произошло на складе, — медленно, акцентируя каждое слово, проговорил врач.
— В ту ночь я не ушел домой, а остался на складе, — начал говорить Мищенко, — потом вскрыл все коробки и вынул радиоприемники. Вместо них положил в коробки кирпичи, которые заранее принес со двора.
— Что было дальше? — продолжал врач.
— А дальше я спрятался в одной из комнат и под утро услышал звон падающего стекла, а потом зажегся свет, и я увидел маленького мальчика, который открывал засов двери. Когда дверь открылась, вошли двое мужчин, которые стали выносить коробки во двор. Потом все стихло, я снова зашел в комнату, где и провел оставшуюся ночь. А потом, когда работники магазина стали приходить на работу, я аккуратно вышел из комнаты, прошел в салон магазина и незаметно смешался с сотрудниками, как будто бы только что пришел на работу.
— А как вы так все точно рассчитали, что именно той ночью будут грабить магазин? — продолжал с замедлением задавать вопросы Глухарь.
— Я знал, что у экономиста Алымовой есть родственник, который был судим за кражу, известный в нашем районе Ляма, — ответил испытуемый, — он несколько раз приходил в магазин, и я их видел вместе. Вот я ей и сказал о дате привоза этого товара в магазин с расчетом на то, что она обязательно расскажет ему об этом. А поскольку у него в запасе была лишь ночь, я и рассчитал, что он именно тогда и вскроет склад.
— А какова здесь роль Барковского? — спросил врач.
— Да он ничего не знал, — монотонно проговорил Мищенко, — у нас с ним после случившегося месяц назад на складе сильно испортились отношения.
— А что там произошло? — спросил Глухарь.
— Тогда мы с одним грузчиком сильно выпили на складе, а потом подрались и разбили две большие хрустальные люстры, — ответил Мищенко, — грузчика Барковский выгнал сразу, а мне предложил искать новую работу и больше со мной не общался.
— А куда вы дели радиоприемники? — спросил врач.
— Сложил их в железный ящик в хозяйственной комнате склада, хочу сегодня вечером их вывезти оттуда, — ответил он.
Кудрин жестом показал, что можно заканчивать, и врач снова на секунду приложил свою руку к голове Мищенко, а потом отошел от него и сел на свое место.
Мищенко заморгал глазами и повел головой из стороны в сторону, а Женя, нагнувшись под стол, выключил магнитофон.
— Ну что, Олег Николаевич, сами все расскажете, как подменили магнитофоны на кирпичи, или мне вам рассказать? — проговорил Кудрин.
Мищенко от удивления выпучил свои маленькие глазки и сделал вид, что не понял вопроса.
Женя опять нагнулся под стол, достал магнитофон, отмотал кассету и включил его. Когда Мищенко услышал свою речь, он вздрогнул, опустил голову, и по его щекам потекли слезы.
— Я все расскажу, это в первый раз бес попутал, — сквозь рыдания говорил он.