Они подошли к столу, на котором стояли недопитая четверть самогона и разнообразная закуска, и в этот момент из дома вышла пожилая женщина и, дыхнув перегаром, спросила:
— А что, милиция тоже хочет отметить возвращение моего сыночка из зоны? Проходите к столу, гости будут рады, а я принесу закуску. — Она икнула, а потом смачно рыгнула, обнося их перегаром, и нетвердой походкой пошла в дом.
В этот момент Женя почувствовал, как завыл его желудок от голода, он ведь сегодня даже не обедал.
— Ты знаешь, Олег, что такое голод? — тихо спросил он у Сенина. — Это когда в парах чужого перегара улавливаешь тонкий запах закуски.
— Мамаша тоже набралась прилично, — улыбнувшись, проговорил Сенин и подошел вплотную к Ручкину, который уже сидел на лавке один, а Шуклин лежал на земле рядом.
— Семен Ильич, вставайте, нам нужно с вами поговорить, — сказал Сенин.
— Зачем? — спросил Ручкин, уставившись на погоны участкового инспектора.
— Там все расскажем, — проговорил Сенин.
— Где? — выдавил из себя Семен Ильич.
— В Караганде, — сказал участковый инспектор и попытался поднять его. Но Ручкин увернулся и боком завалился рядом со своим товарищем.
— Ну что, Женя, давай я возьму Шуклина, а ты Ручкина и попробуем донести их до машины, — проговорил Сенин.
С большим трудом они доволокли их до машины и повезли в отделение милиции.
Дежурный офицер сразу поместил их в камеру, а пришедший в дежурную часть Николаев покачал головой и сказал, что утром, когда они будут при памяти, их нужно допросить. Он попрощался с участковым инспектором, а Кудрина попросил зайти к нему в кабинет.
Выслушав обстоятельный доклад Кудрина, он коротко спросил:
— Какие версии выдвигаешь?
— Вроде бы есть какая-то логика, — начал Женя, — Ручкин, судя по всему, часто встречался с Полетовым и был у него дома, о чем говорили его соседи. И наверняка он знал, где и кем работал Борис Иванович и что он совсем не бедный человек. А тут и дружок из колонии освободился, вот и могли задумать ограбление квартиры Полетова.
— Корявая версия, — с укором ответил Николаев, — Шуклин только вчера приехал в Москву, и вряд ли за такой короткий промежуток времени он смог договориться со своим школьным товарищем об ограблении ювелира. Ведь он не совсем идиот, чтобы прыгать с нар на нары; а если что-то не так пойдет, и тогда опять — колония.
— И еще соседи говорили, что Полетов редко к себе кого приглашал в гости, — продолжал Кудрин, — а вот Ручкин — один из немногих. К нему в последнее время часто приходила какая-то молодая смазливая девушка, но это понятно, у него пять лет назад умерла жена, и он жил один.
— Бес в ребро, — усмехнулся Павел Иванович, — нужно будет установить ее личность и поговорить с заведующим ювелирной мастерской, но сейчас уже поздно, нужно идти домой, а завтра видно будет, как все сложится.
Выйдя из кабинета начальника, Женя усталой походкой побрел на свое рабочее место, где его ждал участковый инспектор. Он попросил Сенина вызвать на завтра заведующего ювелирной мастерской и коротко рассказал ему о разговоре с Николаевым.
— У меня до сих пор в голове стоит картинка пьяного застолья у Шуклина, — улыбнувшись, сказал Сенин, — так напился этот Ручкин, что даже говорить не мог; как же он не понимает, что алкоголь убивает клетки мозга.
— Но не все, — усмехнувшись, заметил Женя, — а только те, которые отказываются пить.
— Шутишь все, — участковый смачно закурил, осветив папироской темное окно, — а мне вот не до веселья, у нас на этой улице почти через двор такие же «шуклины» каждый день бухают. И хорошо, когда эти застолья заканчиваются как сегодня — подстольем, а ведь бывает, что и большим мордобоем.
Женя, пожав плечами, вынул из кармана свернутую бумажку, позвонил матери Ручкина, сообщил ей, что ее Сема очень пьян и сегодня ночевать будет в отделении милиции, и быстро положил трубку.
— Ну хорошо, сочувствую тебе, а вообще уже поздно, пора по домам, — подвел итог беседы Кудрин и, попрощавшись с Сениным, медленно пошел в сторону автобусной остановки.
Утром следующего дня Кудрин, чтобы не мешать коллегам, по работе, открыл пустующий кабинет дознавателя и, разложив на письменном столе бумаги, попросил дежурного офицера привести Ручкина. Когда того ввели в кабинет, Женя увидел совсем другого человека: волосы у Ручкина были взлохмачены, лицо опухшее, рубашка и брюки помятые.
— Воды, дайте воды, — жалобно пролепетал он.
Женя налил из графина стакан воды и протянул его Ручкину. Тот схватил стакан двумя руками и, стуча зубами о стекло, жадно выпил все содержимое.
— Еще, — выдохнув, прошептал он.
Выпив второй стакан воды, Ручкин наконец пришел в себя и посмотрел на Кудрина более осмысленным взглядом.
— С добрым утром, Семен Ильич, — сказал Кудрин, — как гласит немецкая пословица, «после вчерашнего морген гутен не бывает».
— Ваша правда, а вода здесь — что надо! — проговорил Ручкин. — Вот наука говорит, что вода не имеет вкуса. Брехня, с похмелья она даже очень и очень вкусная. А как я сюда попал?
Кудрин коротко рассказал ему о вчерашней пьянке у Шуклина.