— А что, мы там подрались? Я что-то ничего не помню, — тихим голосом сказал Ручкин.
— Поговорим о другом, — пробасил Кудрин, — когда вы в последний раз видели Полетова?
— Да вчера около пяти часов вечера я приходил к нему домой и принес фотографии, — ответил Ручкин, — а что случилось с ним?
— Полетова вчера вечером в промежутке от пяти до шести часов вечера убили, и последним, кто его видел живым, были именно вы, — проговорил Кудрин, — давайте все по порядку, зачем приходили к нему и в котором часу точно это было.
— Не может быть, — пролепетал Ручкин, — с Борисом Ивановичем мы знакомы давно; я делаю фотографии его работ, которые он потом показывает своим заказчикам. За это он мне хорошо платит, ведь я делаю профессиональные фотографии, — Ручкин как-то встрепенулся и прямо вырос, — а вчера утром он позвонил мне на работу и попросил срочно принести ему фотографии с последней съемки. Он еще сказал, что взял отгул, и просил меня подойти часам к пяти вечера. Я и пришел к нему к этому времени, отдал фотографии, потом мы немного поговорили, и я ушел.
— А он был один в квартире? — спросил Женя.
— Да, абсолютно один, — закивал Ручкин, — он смотрел телевизор, начинались пятичасовые «Новости».
— А кто может подтвердить, что вы пришли к нему именно в пять часов вечера? — продолжал Кудрин.
— Да никто, — ответил Ручкин, — я же один приходил.
— Это плохо, — проговорил Кудрин, — похоже, что у вас нет алиби.
— Да вы что, какое алиби, я никого не убивал, — громко вскрикнул Ручкин.
— Вспомните все по порядку и в мельчайших подробностях, как входили в подъезд, кого видели там, — сказал Кудрин.
Ручкин замолчал и несколько минут напряженно всматривался в противоположную стенку, вытирая лоб от обильного пота, катившегося со лба.
— Вспомнил! — он всплеснул руками. — Когда я выходил из подъезда его дома, то из окна третьего этажа услышал голос Полетова, который мне прокричал, что я забыл у него свою панаму. После чего он мне ее скинул из окна, и она попала прямо в ноги старушке, которая сидела с еще одной женщиной на лавочке. Эта бабушка грызла семечки, и вокруг нее было много шелухи от них, так вот панама попала прямо на нее. Я помню, как-то мы с Полетовым шли к нему домой, и эта старушка так же сидела на лавочке и щелкала семечки, — продолжал Ручкин, — так вот, он мне тогда сказал, что ее все называют Щелкунчик.
— Мы это обязательно проверим, — сказал Кудрин, — а вы пока останетесь в камере до выяснения всех обстоятельств, связанных с вашим алиби.
Когда Ручкина увели, Женя позвонил Сенину и попросил его еще раз опросить свидетельницу Серову на предмет упавшей панамы и женщину, сидевшую с ней тогда на лавочке, а сам вызвал Шуклина и опросил его. Но, похоже, Николаев был прав, не сложилось у Кудрина впечатления, что он был причастен к убийству Полетова. Слишком мало времени у него было для осуществления этого преступления, да и, судя по разговору, Шуклин твердо намеревался устроиться водителем в автобусный парк. А кроме всего прочего, его ждет невеста, на которой он хочет жениться. Все это как-то не связывалось в логическую цепочку, выстроенную Кудриным при выдвижении рабочей версии.
Через час позвонил Сенин и доложил, что Серова полностью подтвердила слова Ручкина о том, что, когда он вышел из подъезда, панаму сбросил из окна именно Полетов. Кроме нее, это же подтвердила жительница четвертого этажа Нефедова, которая сидела с Щелкунчиком в тот момент на лавочке возле подъезда. Сенин обещал к вечеру доставить их объяснения в отделение милиции.
«Так, — подумал Женя, — значит, у фотографа есть алиби, и выходил он из подъезда, когда Полетов еще был жив. Значит, моя версия окончательно летит ко всем чертям».
Кудрин позвонил дежурному офицеру и попросил снова привести к нему Ручкина, а Шуклина отпустить домой. Когда Ручкина привели и он снова уселся на стул, Женя увидел, как из его глаз брызнули слезы, и он рукавом рубашки пытался их вытирать, но у него плохо это получалось.
— Семен Ильич, успокойтесь, — сказал Кудрин, мы проверили ваше алиби, и оно подтвердилось. Действительно женщины, сидевшие тогда на лавочке, подтвердили, что, когда вы выходили из подъезда, именно Полетов скинул из окна вашу панаму. А это значит, что когда вы ушли, он был еще живым. Припомните, пожалуйста, — попросил Женя, — кто еще в последнее время бывал у Полетова?
— Где-то около года он жил с молодой девушкой по имени Геля, — начал рассказывать Ручкин, — Борис Иванович был без ума от нее и как-то обмолвился, что она работает недалеко, на заводе лакокрасочных изделий, а проживает в заводском общежитии. У них было все хорошо, они ходили в магазины, на концерты, в кино, но на той неделе у них произошла ссора, и Полетов выгнал ее вместе с вещами.
— А нет ли у вас случайно ее фотографии? — спросил Кудрин.
— По-моему, есть, я их вдвоем сфотографировал зимой под самый Новый год, надо посмотреть дома, — ответил Семен Ильич.
— Я бы вам был признателен, если бы вы нашли ее и принесли мне, — проговорил Женя.
— Понял, Евгений Сергеевич, — ответил Ручкин, — я свободен?