Ход конем

– Это женщина должна быть рядом, а не мужчина. Это первое. А второе – я не предаю членов стаи, ибо волк, предавший волка, становится шакалом. Предаёт только человек, потому что нет животного более подлого, чем он. Проще самому сдохнуть, чем изменить своим.

– Царица Небесная, – воскликнула ошарашенная Даворянка, – сколько слов от великого молчуна! Теперь замолчишь на полгода или на год?

– В русском языке к людям, которых связывают только деловые отношения, – последние два слова бывший полковой разведчик выделил интонационно, – применяется уважительная форма «вы». Партизаны спасли меня. И долг свой перед ними я выполню до конца.

Девушка против собственной воли с восхищением смотрела в тёмные глаза Подкопина. А он не отводил взгляда, в котором смешались лед со сталью.

– Другого ответа я и не ожидала.

– Вот и прекрасно.

Паунович вынесло из пещеры. Но Подкопин уже не обращал на это внимания. Оставшись один, Алексей стал обследовать пещеру с целью найти источник шума. Вскоре он понял, что звук идёт из-под пола. Он встал на колени и приник к щели в полу. И увидел, как внизу вырывается на свободу небольшая подземная речушка, до которой невозможно добраться с берегов. Везде отвесные скалы, в которых река за века прорубила тоннель. Алексей отметил, что попасть в воду можно, только спустившись на чем-то или спрыгнув с риском для жизни.

Закончив обследование, Подкопин с лёгким сердцем покинул грот и продолжил патрулирование.

* * *

На следующее утро Алексея позвал Никита Прокопенко. Он его позвал, а не приказал явиться. Подобного рода нюансировку чекист чуял кожей. Подкопин имел право отказаться, но пошёл, лелея робкую надежду узнать хоть что-нибудь о Катюше. По ночам в госпитале он часто думал о ней. Прошло несколько месяцев после их вынужденной разлуки, а как всё изменилось! Вопрос «Как быть?» уже не стоял. Появилась Милка, которая в буквальном смысле вдохнула в него жизнь. Катя нравилась, но их роману не суждено было развиться в серьёзное чувство. И потом, она, может быть, считает его погибшим, ей не известно ничего про немецкий госпиталь, лагерь и его освобождение. Клятв друг другу они не давали, а в жизни всякое бывает. Он решил, что попытается через чекиста узнать, что с Семеновой и можно ли с ней как-то связаться. И тогда честно ей всё и рассказать.

Когда Алексей появился, Прокопенко что-то строчил в своём блокноте. Молча указал на табурет.

– Садись. Я скоро, – бросил он. Алексей устроился на табурете, оглядев более чем аскетичную комнату, остановил своё внимание на лице Никиты. Рыжие волосы, тонкий нос, серые глаза, узенькая полоска губ, которая выдавала в нем человека очень волевого. Но всё портили веснушки, рассыпавшиеся по всему лицу, шее и даже рукам. Они кричали, что их владелец – парень свой в доску. Закончив писать, Прокопенко схватил сигарету и, не предложив Подкопину, закурил. Алексей машинально потянулся к карману, но потом решил, что не стоит связывать себя мелочами.

Капитан не стал ходить вокруг да около и первый вопрос рубанул, как заправский казак:

– А как ты попал к партизанам?

– Так вы, поди, давно всё выяснили.

– Хочется из первых уст.

– Нелепый случай. После очередного рейда в тыл противника мы вернулись с языком. Нас должны были прикрывать отвлекающей операцией прорыва. Но командира встречающего подразделения убили, началась массовая паника и бег с позиций. Командира разведгруппы старшего лейтенанта Самохина временно назначили командиром этого сброда. Только Самохин успел положить трубку, как в окоп ворвался командир заградотряда майор Сонин. Разбираться не стал, пулю в грудь и… Одним словом, сука он!

– Поступил сурово, но по обстоятельствам.

– Ну, да, конечно! – съехидничал Подкопин. – Вместо того чтоб самому, как старшему по званию, прекратить панику, отправил меня. Тогда-то меня и зацепило. Очнулся я в немецком госпитале. Едва пришёл в себя, плюнул в рожу какому-то эсэсовцу.

– Это для чего? Кураж?

– Ага! Именно он! В разведшколу абвера меня вербовали. Хоть там и был переводчик, но я боялся, что он исказит при переводе форму моего отказа. Ну и меня, в качестве награды, отправили в Боснию на каменоломни. Первый побег был неудачным, да и второй тоже. Утром собирались вздёрнуть, а ночью освободили партизаны.

– Говорят, в том бою ты себя геройски показал?

– По старой привычке старался держать ситуацию под контролем.

– Впечатляет. А как насчёт долга перед Родиной?

– Так всегда и везде!

– Можно смыть позорное пятно плена.

– А я здесь чем занимаюсь? Или это игра в ножички?

– Я бы так вопрос не ставил, – сказал, закуривая очередную сигарету, Никита. – Наша с тобой Родина помогает братскому югославскому народу не только избавиться от фашистского ига, но и определиться со своим послевоенным будущим. И только рука об руку с Советским Союзом этот путь может стать светлой дорогой к коммунизму. Но враги, выдающие себя за друзей, могут сбить с пути даже умудрённого бойца. А тут появляемся мы, берём его под локоток и ведём верной дорогой. Поэтому всегда надо знать, когда поддержать товарища. И в этом ты можешь нам помочь.