Уходя из кабинета, Гусев оглянулся, произнес:
— Моя машина у подъезда. Можете брать ее.
— Ясно, — ответил Смирнов, натягивая пальто.
Через полчаса капитан подъезжал к дому, который значился в извещении. Убитой оказалась Пушкарева.
Остаток дня он провел в городе, собирая данные о пострадавшей. А вечером, по заданию Гусева, разрабатывал план оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий. Он понимал, что сначала надо разгадать, за что убита Пушкарева, а потом уже придет ответ на главный вопрос: кто убийца?
Алексей Николаевич перебирал в памяти всю жизнь Пушкаревой. Была замужем. Семейного счастья не получилось. На ребенка получала алименты. Бывший муж в прошлом судим за хулиганство. Его ли рука не дрогнула?.. Кое с кем имела натянутые отношения. Значит, месть не исключена. В быту вела себя достойно, жила для ребенка. Убийство на почве ревности отпадает. Разбой? Нет, не должно быть: денег и ценностей при себе не имела. За что же все-таки лишили жизни Пушкареву? Кому помешала она и почему? Чья рука держала нож?
Утром, после обсуждения на оперативном совещании, подполковник Гусев утвердил план раскрытия убийства. Выполняя его, оперативная группа допросила десятки людей, проверила тех, кого можно подозревать в преступлении, в том числе и бывшего мужа погибшей. Но никакого проблеска на успех.
Поиски затянулись.
Огорченный неудачей, капитан Смирнов, которому теперь поручили одному «вести дело», ходил сам не свой, пришибленный, редко улыбался, злился на себя. Еще и еще раз сопоставлял факты, события, настойчиво проверял малейшие сигналы. Но напасть на след преступника не мог.
Валентина Веревкина, рассказывая о своей жизни, заметно волновалась: то и дело пожимала узкими плечами, делая вид, что совсем не понимает, зачем привезли ее в милицию. Разговаривая, она разглядывала Алексея Николаевича: узкое длинное лицо, изрезанное морщинками, аккуратно зачесанные назад седые волосы, карие серьезные глаза под пышными ресницами.
— Вот так и живу, — закончила Валентина, поджав тонкие губы.
— Вы, кажется, не так давно справляли свой день рождения? — поинтересовался оперативник, навалившись плоской грудью на стол и продолжая изучающе следить за каждым движением собеседницы.
— Да, отметили маленько. Что вы? Нет, скандала и шума не было. Все обошлось тихо и мирно.
— Много было гостей?
— Гостей? Господи, какие там гости! Всего один товарищ моего мужа!
— Кто он?
— Зовут Толиком.
— Фамилия?
— Не знаю, он приезжий.
— Где живет?
— Тоже не знаю, не говорил.
— Что он о себе рассказывал?
— Ничего не слышала. Что подарили? Ничего особенного.
— А часы? — резко спросил капитан Смирнов.
— Ах, да…
— Кто подарил?
— Толик. Паспорт? Нет, паспорта на них Толик не давал. Где взял? Не знаю. Купил, наверное.
— Те самые, что у вас на руке?
— Да, эти.
— Взглянуть можно?
— Пожалуйста, — Веревкина подошла к столу, протянула руку.
— Вы снимите их. С вашего разрешения я посмотрю механизм.
— Пожалуйста.
Валентина расстегнула ремешок, подала часы. Алексей Николаевич бережно, как большую ценность, положил их на стол перед собой, достал из сейфа толстое дело, перевернул несколько листов, исписанных размашистым почерком, отыскал нужную страницу с подчеркнутыми красным карандашом цифрами 220 399, осторожно и ловко снял скальпелем корпус, достал из стола лупу и отчетливо увидел на механизме те же самые цифры.
— Часы ворованные, — сказал он, поднимая голову.
— Как?! — вырвалось у Веревкиной.
— Очень просто. Они выкрадены вместе с другими вещами. Из квартиры. Так что вам, гражданка Веревкина, придется проститься с подарком. Мы возвратим часы тому, кому они принадлежат. Да и только ли часы вам подарили?
Оперативник теперь уже не сомневался, что вышел на след: действовать начал решительно, быстро.
Веревкина время от времени умолкала, задумывалась, часто на вопросы отвечала неопределенно. Желая ускорить допрос, получить точные ответы, Смирнов сообщил Веревкиной, что у нее дома немедленно будет произведен обыск. Расчет оказался верным. Веревкина стала отвечать на вопросы быстрее, точнее, хотя не всегда полно. Смирнов чувствовал, что она знает больше, что-то недоговаривает, но обстоятельства торопили его, и он спешил закончить допрос. Главное — обыск! Скорее — обыск! И Смирнов записывал только основное. Вскидывал седую голову, повторяя одно и то же:
— Так, так, дальше.
Спустя несколько минут, Веревкина подписала протокол, недовольно вздохнула и вышла в коридор. Ждать пришлось недолго. Скоро ее пригласили в машину, где уже сидели два парня, одетые в форму курсантов школы милиции. Алексей Николаевич сел рядом с шофером, резко захлопнул дверцу. Газик сорвался с места.