Ход королевы

Полдень давно миновал, и она поставила разогреваться спагетти из консервной банки, прежде чем дочитала статью. Последний абзац оказался ударным: по мнению автора, Бет Хармон в свои восемнадцать лет по праву взошла на трон королевы американских шахмат; она, возможно, самая одаренная шахматистка после Морфи и Капабланки; масштаб ее таланта трудно себе представить, ибо потенциал, скрытый в этой совсем юной девушке с блистательным интеллектом, безграничен, и чтобы продемонстрировать всему человечеству, что Америка способна поднять свой уровень в мировых шахматах, ей нужно отправиться туда, где соревнуются большие мальчики. Ей нужно ехать в Советский Союз.

Бет закрыла журнал и налила себе бокал «Альмаден Маунтин Шабли» запить спагетти. Было три часа дня, солнце за окном жарило беспощадно, а вино опять заканчивалось – на полке над тостером остались всего две бутылки.

* * *

Во вторник утром, через неделю после того, как прочитала статью о своих достижениях, она проснулась и почувствовала себя слишком больной, чтобы встать с кровати. Попыталась сесть – и не смогла. В голове и в животе пульсировала боль. Джинсы и футболку Бет не меняла с позапрошлой ночи, и теперь ей казалось, что она задыхается в этой одежде, но снять ее не вышло – футболка, мокрая от пота, прилипла к телу, а девушка была совсем слабой, чтобы стащить ее через голову. На тумбочке стоял бокал с «Гибсоном». Ей удалось перекатиться на бок и взять его двумя руками. Она с трудом проглотила половину, а потом накатила тошнота, вдруг почудилось, что невозможно дышать. Через пару секунд легкие заработали, и она допила коктейль.

Бет была в ужасе. Лежала одна в душной, жаркой комнате и думала, что умирает. Желудок жгло, все тело ломило, болел каждый орган. Может, отравилась вином или джином? Она снова попыталась сесть на кровати, и на этот раз получилось – видимо, джин помог. Посидела немного, стараясь успокоиться, затем встала, добрела пошатываясь до ванной, и ее вырвало. После этого стало полегче, Бет сумела содрать с себя одежду. Вставать под душ она побоялась – вдруг поскользнется и сломает шейку бедра, как часто случается со старухами? В итоге она наполнила ванну и легла в чуть теплую воду. Надо позвонить Макэндрюсу, старому врачу миссис Уитли, и записаться на прием в районе полудня. Если она, конечно, сумеет добраться до его кабинета. Дело было явно не в похмелье – она заболела по-настоящему.

Однако после ванны Бет спустилась на кухню более уверенной походкой и без затруднений съела два яйца. Мысль о том, чтобы хвататься за телефон и куда-то звонить, отступила на дальний план. Между ней и миром, с которым мог ее связать телефон, вырос барьер. И этот барьер казался непреодолимым. С ней и так все будет в порядке, просто нужно пить поменьше, постепенно сокращая дозу. Может, она соберется с духом и с силами позвонить доктору Макэндрюсу после того, как немного выпьет. Бет налила в бокал шабли, сделала пару глотков, и вино потихоньку исцелило ее, как волшебное снадобье.

* * *

На следующее утро, когда Бет завтракала, зазвонил телефон, и она, не успев подумать, сняла трубку. Человек на другом конце линии представился Эдом Спенсером, и Бет не сразу вспомнила, что это директор местного шахматного турнира.

– Я по поводу завтрашнего дня, – сказал он.

– А что у нас завтра?

– Турнир. Я хотел узнать, не сможете ли вы прийти на час раньше. Луисвиллская газета пришлет фоторепортера, и еще мы ждем кого-нибудь от WLEX[67]. Вам будет удобно в девять?

У Бет упало сердце. Спенсер говорил о чемпионате Кентукки по шахматам, о котором она совершенно забыла. Предполагалось, что ей нужно защищать свой титул чемпиона штата. Предполагалось, что завтра утром она явится в Старшую школу имени Генри Клея и сыграет первую партию в двухдневном турнире. У нее болела голова, а рука, в которой она держала чашку кофе, тряслась мелкой дрожью.

– Я не знаю, – сказала Бет. – Можете перезвонить через час?

– Конечно, мисс Хармон.

– Спасибо. Отвечу вам через час.

Ей было страшно и совсем не хотелось играть в шахматы. Со дня покупки дома у Олстона Уитли она не заглядывала в шахматные книги и не прикасалась к фигурам; даже думать о шахматах не было желания. Бутылка, початая прошлой ночью, стояла рядом с тостером – Бет налила полбокала, но, едва сделала глоток, рот обожгло, вино показалось ей омерзительным. Она поставила бокал в раковину и вытащила из холодильника апельсиновый сок. Если не проветрить голову и не подготовиться сегодня к турниру, завтра ей будет еще хуже – проснется пьяная и больная. Она допила сок и поднялась на второй этаж, думая о литрах вина, канувших в желудок, как в пропасть. Возникло ощущение, что тело внутри и снаружи испачкано какой-то гадостью. Надо было принять горячий душ и найти чистую одежду.