– Полно вам, мадам, – ответила Амалия. – Уверена, вы все понимаете. Впрочем, если вы так настаиваете, я могу вам разъяснить. Раймон Аржантей не был ни вором, ни бесчестным мошенником. Именно он придумал сплав, который мог принести колоссальное состояние тому, кто наладил бы его промышленное производство. К несчастью, он допустил непоправимую ошибку, сообщив о своем открытии человеку, который ради денег был готов на все. Вы знаете, как звали этого человека, месье, и вы, мадам.
Супруги Бретель переглянулись. В то мгновение они больше всего напоминали каких-то гадких полураздавленных мокриц.
– Право же, я бы не стал утверждать так категорично… – с несчастным видом промолвил Филипп.
– Послушайте, месье, – скучающим тоном проговорила Амалия, – к чему увертки? Раймон Аржантей покончил с собой, и нам прекрасно известно, кто довел его до самоубийства – граф Эрнест дю Коломбье, судья Оливье Фирмен, прокурор Марсель Пино-Лартиг и продажный полицейский Луи Констан, а кроме них – Дезире Фонтенуа, которая дала ложные показания на процессе. Все они уже мертвы. Но есть еще один человек, который участвовал в травле несчастного инженера. И этот человек – вы, месье Бретель. Поэтому я советовала бы вам быть максимально со мной откровенным, если, разумеется, вы не горите желанием до срока попасть на небеса.
И тут я с отвращением увидел, как Филипп Бретель разрыдался.
– О мадам, – всхлипывал он, – вы даже представить себе не можете, как я боялся! Я пытался уговорить Эрнеста рассказать все вам, но он был категорически против. Что я мог поделать?
– Каково было ваше участие в этом грязном деле? – спросила Амалия. Ноздри ее раздувались, правая рука, лежавшая на подлокотнике, то и дело сжималась в кулак.
– Минимальное, уверяю вас, минимальное! – залепетал потерявший голову управляющий. – Я просто подал совет… предложил упрятать Аржантея в тюрьму, чтобы он не смог вредить нам. Я и понятия не имел, что патрон воспримет мои слова всерьез! Я думал, что Аржантея посадят ненадолго, за что-нибудь, знаете ли, простенькое…
– Филипп очень раскаивался! – подала голос Эдмонда. – Он так сожалел о случившемся! Особенно ему было жаль маленького сына Аржантея.
– Ну наконец-то мы добрались до самого главного, – вкрадчиво шепнула Амалия. – Сколько лет было сыну и как его звали? Потому что, судя по всему, если кто и мог мстить за инженера, то только он.
– Сколько ему было, я не знаю, – поспешно проговорил Филипп. – Кажется, лет двенадцать. – Он содрогнулся. – Если бы вы видели, с какой ненавистью он смотрел на нас, когда вдова Аржантея пришла забрать тело своего мужа!
– «Кажется, двенадцать»? – повторила Амалия. – Давайте все-таки уточним.
– Да кто их разберет, подростков, – буркнула Эдмонда. – Но все-таки я тоже думаю, что он был лет двенадцати.
– Значит, сейчас ему должно быть двадцать восемь или двадцать девять, – подытожила Амалия и потерла подбородок. – И как же его звали?
– Звали? – тупо переспросил Филипп.
– Да, у него ведь было имя! – нетерпеливо сказала Амалия. – Вспомните, это может оказаться очень важным!
– Вы нам не поверите, – с горечью промолвила Эдмонда. – Я бы очень хотела ошибиться, но…
– Имя! – рявкнула Амалия.
Услышав ее голос, я даже подскочил в кресле. Сразу чувствовалось, что она служит в полиции, а не состоит по благотворительной части, к примеру.
– Хорошо-хорошо, – заторопилась Эдмонда, – мы вам скажем. – Она набрала в грудь воздуху. – Дело в том, что сына Аржантея звали Фредерик.
Тут, признаться, я малость опешил. Фредерик! Но ведь в замке имелся только один Фредерик – тот самый актер, который постоянно вертелся возле Амалии! Конечно, он появился в Иссервиле совсем недавно, но возраст его был примерно таким же, как и у сына Аржантея – у человека, который убил моего отца!
– Значит, Фредерик? – проговорила Амалия, и тон ее не сулил решительно ничего хорошего. – Вы уверены?
– Абсолютно уверены, мадам, – ответил заметно приободрившийся Филипп. – Мы с Эдмондой когда-то имели дело с… с этой семьей. Естественно, мы запомнили, как звали сына Аржантея.
Амалия откинулась на спинку кресла и сложила руки кончиками пальцев.
– Так, – сказала она. – Опишите мне внешность Фредерика.
– Самая обыкновенная, – сказала Эдмонда.
– Мадам, – раздраженно промолвила Амалия, – простите, но в нашей работе «самое обыкновенное» не действует. Придется вам вспомнить все приметы ребенка, поэтому я прошу вас сосредоточиться. Начнем с самого простого. Какие у него были волосы?
– Русые, – заявила Эдмонда.
– Белокурые, – тотчас же возразил ее муж.
– Филипп, ты с ума сошел? Я же точно помню. Обыкновенные русые волосы.
– А я говорю, белокурые! – упрямо отозвался управляющий.
– Ну хорошо, хорошо, – сдалась Эдмонда. – Светло-русые! Идет?
– Как у Люсьена? – осведомилась Амалия, и я почувствовал себя неуютно под взглядами обоих супругов.
– Пожалуй, да, – наконец нехотя промолвила мадам Бретель.
– Да, кажется, – поддержал ее супруг.