Ходи невредимым!

Но не только победы Моурав-бека толкали пашу на укрепление дружбы с ним. Нет! Аллах не скуп на милосердие. Пусть Непобедимый своим мечом увеличивает сияние полумесяца над Самцхе-Саатабаго. И в знак благодарности Сафар-паша поспешил отправить в Бенари девять мушкетов, приклады которых украсил серебряною насечкой, и девять пороховниц. На каждом из мушкетов золотом были выведены слова предупреждения, дабы Моурав-бек не забыл, что:

Аллах!

Дарующий победу! Насыщающий! Всезнающий!

Почитаемый! Всесильный! Милующий! Великодушный!

Страшный!

Вместе с мушкетами Сафар-паша прислал в Бенари пожелание на зеленом атласе: «Пусть девять огней, как девять древних муз, вдохновенно встретят возвращение стяжателя славы!»

Оценив тонкую лесть паши, явно стремящегося завязать дружбу с Моурави, Русудан временно передала девять мушкетов Иораму, Бежану и стражникам и поручила Омару спешно обучить их огненному бою…

Шли новые времена. Накатывались годы железа, стали и меди, приводимых в движение порохом. Самострелы, мечи еще снимались с древних стен, еще звенели в битвах, но рядом с ними уже гремели в новых войнах самопалы с кремневым замком, пистолеты со стволами из позолоченного булата или с прорезанными стволами. Вместе со свистом клинков и стрел среди гор и на равнинах загрохотал земной гром, окутывая небо пороховым дымом.

Сжимая незнакомое оружие, сторожевые дружинники невольно испытывали чувство какой-то новой тревоги: свист стрелы «барсы» улавливали задолго до ее прилета и могли ловко подставить щит, могли отскочить в сторону, а ружейный или пистолетный заряд срывался внезапно, как собака с цепи, и мог поразить отважных и бесстрашных в любом месте.

День сменялся ночью, и ночь – днем. Но не доносился сигнал приближения «Дружины барсов». Тревога нарастала. Ведь они собирались прибыть еще в воскресенье, об этом известил гонец. Проходили томительные часы, и ожидание превращалось в пытку. Тишина, стелившаяся окрест замка, не нарушалась ни стуком копыт, ни руладами рожка.

Вот и сегодня – напрасно Иорам не сошел с восточной сторожевой башни к утренней еде: ни один всадник не показался в сосновой лощине. Уж не настигла ли близких беда?..

Еще в те беспокойные дни, когда Саакадзе назначил свою стоянку в Самухрано, маленький замок в Бенари неузнаваемо преобразился. Русудан распорядилась снять со стен украшения, дорогую посуду и одежду спрятать в сундуки и снести в подвал, ближе к потайному ходу.

Русудан с Омаром и двумя верными ностевскими дружинниками проверила, не обвалилась ли, не обнаружена ли врагами дорога спасения. Вслед за Русудан надели простые одежды Хорешани и Дареджан; их примеру последовали все слуги. И жизнь находящихся в замке походила больше на жизнь воинов в крепости, ожидающих осады.

Еду готовили обыденную, вино из глиняных кувшинов разливали скупо. Разговор велся суровый и краткий, без веселья и шуток.

Русудан сама обходила посты малочисленной стражи, в сумерки или на рассвете поднималась на верхние площадки сторожевых башен и зорко вглядывалась в лощину, подернутую трепетной светотенью. Ощущение постоянной опасности не оставляло Русудан. Нередко она и Хорешани сменяли утомленных стражников и, облокотясь на копья, высказывали сомнения: удержат ли девять муз ахалцихского владетеля от сговора с Хосро-мирзою? Был бы Арчил-аверный глаз"… но его взял с собой Георгий; хотел дня на три, но Русудан возразила: Моурави он больше нужен, пусть пребывает в рядах сражающихся.

В ту памятную ночь, когда Саакадзе перед уходом посвящал Русудан в свои планы, она в раздумье промолвила: «Не следует заблуждаться, не друзьями окружены. Если придется покинуть замок через тайный ход, ограниченное число людей обеспечит быстроту ухода… О дальнейшем тоже не утруждай себя беспокойством. Из леса я направлю гонца в Мухрани. Прибудет помощь – достигнем Самухрано. Там будем ждать тебя».

В потемневших глазах Русудан отражались суровость и непоколебимая воля. Склонившись к плечу Русудан, мягко проводившей длинными, всегда прохладными пальцами по его непокорным волосам, Георгий знал, что он может спокойно покинуть замок. Воинственный нрав древних амазонок, окрасивших вражеской кровью лагуны Колхиды, жил в стойкой Русудан.