Хой! Опасный путь через туман

Первый магнитоальбом «Плуги-вуги» (1989) уже совмещает все эти стилистические парадигмы: «Вступление» – стилизация под «We will rock you» Queen; «Эстрадная песня» – чистый концептуализм; «Авто-мат» – концептуализм с использованием эвфемизмов; «Война» – концептуализм; «Вальпургиева ночь» – развитие фольклорных жанров и одновременно текст с сильной мистической составляющей.

Концептуализм имеет дело, с одной стороны, с советской идеологией, с ее лингвистической заскорузлостью и канцеляритом, с ее штампами и застойными символами; а с другой стороны, с тем культурным слоем, который у всех на слуху, который ты хочешь или не хочешь, а знаешь. Вот, например, как писал Всеволод Некрасов:

Я помню чудное мгновенье
Невы державное теченье
Люблю тебя Петра творенье
Кто написал стихотворенье
Я написал стихотворенье

Он берет известные пушкинские строчки из разных стихотворений, соединяет в одно – и получившаяся конструкция, действительно, уже «его творенье». Клинских поступает схожим образом. В «Эстрадной песне» он берет известные строчки из популярных песен и «издевается» над общей перестроечной повесткой:

Луна, луна, цветы, цветы
Птица счастья завтрашнего дня
Лаванда, горная лаванда – всё в кайф!
На два дня, на два дня вы забудьте про меня
На недельку до второго я уеду в Комарово
Я буду долго гнать велосипед
Барабан был плох, барабанщик сдох
Ну чё, вам надоело? А мне еще нет!
Эстрадная песня, в натуре, я очень тащусь!

Без тонкого чувства языка работа в концептуалистском духе невозможна. Естественно, русский язык богат, а народное чутье настолько натренировано цензурой, что можно найти лингвистические эксперименты в куда более ранние периоды. Фонетика бежит впереди орфографии и поэтому преподносит сюрпризы. Вы, наверное, слышали историю о культовой советской поэтессе Вере Инбер? Она в поэме о Степане Разине позволила себе такие строчки:

Ой ты гой еси царь батюшка
Сруби лихую голову!

На первый взгляд здесь вроде бы ничего нет. Однако более восприимчивые к слову поэты быстренько написали пародию на Веру Инбер (эта пародия приписывается и Маяковскому, и Асееву, и много кому еще):

Ах у Инбер! Ах у Инбер!
Что за глазки, что за лоб!
Всё глядел бы, всё глядел бы,
Любовался на неё б!

Теперь поняли, с чем мы имеем дело? С подобным материалом активно работали во второй половине XX века. Это был своеобразный вызов. Иосиф Бродский и Лев Лосев, Андрей Вознесенский и Леонид Губанов – многие приложили руку. А Юрий Клинских ответил своей песней «Русский мат», где в припеве поется:

Вы не ждите, что в припеве заругаюсь матом я
Я б, конечно, заругался, только очередь твоя!
И подкалывать не надо, мне на это наплевать
И матершинные слова не буду я употре-блять!

Повествования с сильной мистической составляющей возникают неслучайно. Это опять-таки контркультурная позиция и желание пойти наперекор устоявшимся нормам. Все мы с детства знаем сотни (если не тысячи!) сказок. Все они, как правило, причесаны, прилизаны и лишены своего фольклорного звучания и первобытного очарования. Клинских пытается вернуться к истокам. Естественно, на это повлияло массовое распространение магнитофонов и VHS-кассет с западными фильмами ужасов, но не стоит сбрасывать со счетов и нашу культуру.

«Кащей бессмертный» подается не только как вариация известных сказок с сексуальным подтекстом, но и как фривольная матерная поэма. А в нашей культуре есть целая традиция с десятками прецедентных текстов: фольклорный «Лука Мудищев», пушкинская «Тень Баркова», тексты самого Баркова и т. д. Но это слишком большая тема.

Отдельные мистические песни «Сектора Газа» делятся на две категории – серьезные и стёбные. Первые – «Нас ждут из темноты», «Укус вампира» и т. д., вторые – «Вурдалак», «Мумия», «Моя бабка». У серьезных песен есть целая традиционная линия в русской поэзии от «Песен западных славян» Пушкина и «Ночного смотра» Жуковского до современных авторов.