Мне, как подростку, было это слышать совершенно невыносимо. Просто нереально. Я понимаю Андрея, он сам был в полном шоке и не подумал, что лучше бы меня постепенно подготовить к ужасной новости. И тут я теряю сознание. Мозг отключается, я просто падаю. Даже не помню, успел ли меня кто-нибудь поймать или нет. Всё. Времени нет, ничего нет, все остановилось. Потом очнулась, встала. Спрашиваю: «Что?!» Дельцов снова говорит: «Юры, твоего папы, больше нет с нами». И я второй раз отключаюсь. Представляешь? Ребенок 13 лет… Два раза потеряла сознание. Меня откачивают, поят водой. А сами все бледные… У меня в голове уже бредовые мысли зашевелились тогда: «Может, они обманывают? Может, специально неправду говорят?»
К огромному сожалению все было именно так, как они сказали. Мы наспех собрались, нас посадили в машину… И вот тогда я уже ничего не помню, все как в бреду, в тумане. Мы поехали… Ночь уже была… Мне два момента только запомнились: Андрей Дельцов нарушил какое-то правило, потом не заметил гаишников, которые за нами ехали… Они нас догнали, он им что-то там объяснял… А второе… Мы едем по трассе – и откуда-то летит бумага – по дороге, по обочинам, над нами в небе… Какие-то листы вокруг… Вот что это было?..
Подъехали к подъезду дома. Уже была глубокая ночь. Надо идти домой – а у меня истерика. Как?! Как туда идти?! Я не могла… Там же нет папы, там пустота, там ничего нет. Это настолько страшное состояние, просто не передать. Словно сердце проткнули. Даже если б и правда пронзили – боль была бы гораздо меньшей. Но что делать, входить-то надо. Поднимаемся, открываем дверь… И снова накат ужаса на меня. Пустота и тоска дома… Провал какой-то. Все. Его нигде нет. Он не уехал в Москву, он не на гастролях, он не ушел в магазин. Его просто больше нигде нет. Навсегда нет.
Я зашла в его комнату. Там все было, как прежде, все на своих местах. Пошли с мамой в их спальню. Постель была примята с одного края – видимо, он прилег отдохнуть. Похоже, третьего числа, потому что четвертого уже бы не успел. Рядом лежал пакет, в котором мы хранили фотоальбомы. Все они были на полу… И отдельно фото Лили лежало рядом с подушкой на постели. И тут мы с мамой просто заревели в крик. Мы поняли, что ему было настолько плохо, что никакие слова этого не передадут. Он знал, что совсем скоро умрет и что больше нас не увидит. И фотографии, что он смотрел, – это было прощание. Я представляю, как ему было больно… Как страшно.
Сказать, что эта ночь прошла тяжело – просто обмануть. Это было невыносимо. А утром… какие-то люди забегали туда-сюда, началась подготовка к отпеванию и похоронам… Все эти хлопоты. У меня все как в тумане было – то помню, то не помню. Вспоминаю, как приходили мои одноклассницы, плакали. Мы пошли с мамой на рынок, пытались что-то купить… А отовсюду уже трубили, что Юра Хой скончался. На рынке к нам стали люди подходить, что-то спрашивать, утешать, каждый старался проявить сочувствие. Все остальное – сплошные пробелы… Помню только страшную жару. Точно не уверена, но, кажется, в те дни было под пятьдесят.
Еще помню момент, когда гроб с телом занесли домой. Я не хотела выходить из кухни, боялась увидеть папу таким… Но потом все же зашла. Он так хорошо выглядел… И улыбка была на лице, вот это точно помню. Он словно отмучился… В общем, травму я получила жуткую. Тогда еще не было моды на психологов, но мне точно нужна была помощь, сейчас я это понимаю. Эту проблему нужно было прорабатывать. Я ушла в себя, на уроки ходить перестала – это уже с сентября. Практически весь восьмой класс я школу не посещала. Мама, конечно, не знала… Она сама каждый день ходила то в церковь, то к нему на могилу. Словно взял кто-то и сердца из нас вырвал… Но все это чуть позже, а пока… Шестое июля – день отпевания и похорон… Лил совершенно дикий ливень, прямо стеной дождь стоял. Словно само небо прощалось с папой…
Маме выдали бумажку, в которой написано – скоропостижная смерть, вызванная сердечной недостаточностью. Но все эти бумажки – ерунда. Уверена, что-то мистическое воздействовало на него. Что-то вроде магической черной привязки… Я абсолютно никого не обвиняю, у меня нет на то достаточных оснований, но его московская подруга не желала папу отпускать от себя… И не хотела его возвращения в семью. Повторю – это мои предположения, построенные на внутренних ощущениях. То есть его тянуло в разные стороны. И в итоге просто разорвало. Вот сердце и не выдержало. И душа не выдержала. Мама, видя все это, предлагала ему: «Юра, давай расстанемся, что же ты мучаешься». Он был категорически против, ответив ей: «Галя, нет. Я просто без тебя не смогу». И она поняла – надо бороться. Не за себя, не за семью, а за его состояние и самочувствие. Но оказалось, что поздно уже… Он из семьи уходить никогда не хотел. Понятно, интрижки бывают у многих. Но жена, которая всегда ждет тебя с вкусным обедом, и двое маленьких дочерей – это было для него основным.