В последний раз Хой вышел на сцену один, точно так же, как на самом первом выступлении в далеком 1987 году. Это был тот злополучный фестиваль «Звуковая дорожка» в «Лужниках», где Юра так и не смог допеть «Демобилизацию» до конца. Об этом мне подробно рассказал Алексей Привалов в своем интервью, так что останавливаться на том эпизоде второй раз смысла нет. Скажу лишь, что Алексей зря думал, что Юра на него в сильной обиде. Из здания Дворца спорта Хой вышел рассерженным и злым. В машину они сели с Кимцовым и поехали к Юре домой. Поначалу Хой, конечно, негодовал: «Блин, так опозориться, это же вообще!» Но злость сошла с него быстро и без остатка, за одну секунду. Что-то словно щелкнуло – и Юра вернулся в свое обычное состояние: шутил, курил, строил планы. В общем, все обиды быстро забылись, а остаток того дня 25 июня Хой и Кимцов провели за самым бесшабашным занятием на свете – стреляли по пустым бутылкам из травматического пистолета. В последнее время Юра серьезно интересовался пневматическим оружием, приобрел себе каталог и первый пистолет. Несколькими днями позже Хой уехал из Москвы в Воронеж. Теперь уже навсегда.
4 июля 2000 года – черный день календаря
Ирина Клинских. Второго июля папа приехал из Москвы. Это было лето, страшная жара, поэтому решили всей семьей поехать отдохнуть к бабушке в Усмань. И он нас на машине повез. Туда же приехали тетя из Питера, ее дети. Большая семья снова была в сборе. Папа вообще Усмань любил, отдыхал там душой. И правда – там было хорошо, спокойно, весело. Кстати, о песне «Теща». Его отношения с бабушкой были великолепными, абсолютно противоположными тому, о чем в песне поется. Обычно, будучи в Усмани, он покупал свое любимое «Жигулевское» и брал у дедушки тараньку – тот сушил ее в сарае килограммами. В этот раз он не пил, потому что ему нужно было ехать назад, в Воронеж, там было много работы над клипом «Ночь страха». Но для всех нас вскоре наступил день страха… 4 июля 2000 года между 12.00 и 12.30…
Папина смерть… Мама рассказывала, что он ее давно чувствовал. И говорил: «Мне кажется, что она ходит за мной по пятам». Он начал ее опасаться. Им овладело ощущение, что скоро произойдет нечто страшное. Он много думал в последнее время, размышлял о семье. О том, как пересмотреть, перестроить свою жизнь. Мучился, но ответа не находил. Предчувствие терзало его долго. Это началось примерно за полгода до ухода. Могу сказать, что и у меня с детства предчувствие было, что близкий человек рано уйдет. И с возрастом оно только усиливалось. А в тот момент все было прекрасно – мы ехали в Усмань, разговаривали, папа как всегда шутил, веселил нас. Прикалывался, всякие истории рассказывал. В общем, нас он привез, немного побыл в Усмани, а потом уехал работать над клипом.
В тот самый день 4 июля я проснулась сама не своя. Какая-то тяжесть давила. Я со всеми почему-то поругалась. Настроение было депрессивное, да еще сестра Лиля сильно психовала, плакала. И у меня появилось желание сейчас же уехать из Усмани в Воронеж на электричке – поехать к папе как можно скорее. Я на всех огрызалась, говорила, чтобы они отстали от меня, что я уезжаю. Рассказываю это все сейчас тебе, а у самой слезы… До сих пор помню все это до мелочей. Каждый раз эти воспоминания оживают, словно это все вчера случилось. А еще говорят, что время лечит… А тогда… Дома стоят, по дорогам продолжают ездить машины, солнце светит, родные люди рядом… а на душе тьма какая-то жуткая.
Наступил вечер. Мы все ждали папу – он обещал приехать на днях, как закончит работу. Мы обычно вечерами собирались с друзьями на «пятачке» у бабушкиного дома – девчонки, ребята на мотоциклах. Тусовались, в общем. Так и в тот вечер было. Смотрю – машина какая-то едет, фарами нас слепит. У меня в груди радость – «папа!». Но смотрю, машина не его… Подъехала, остановилась у дома. Оттуда выходят Андрей Дельцов и жена папиного брата. У меня сразу в голове диссонанс – как это так? Эти двое вообще не знакомы между собой, никогда не пересекались… И тут же осознание – случилось что-то страшное, непоправимое, раз они как-то познакомились и приехали вместе в Усмань. Я подошла к ним и задала вопрос: «А где папа?» Они: «Ира, пошли в дом…» В общем, все стало понятно. Но еще теплилась надежда, что, может, он в больнице, что все еще наладится. Подходим к крыльцу, поднимаемся по ступенькам к двери, заходим. Навстречу идут тетя, мама, бабушка… И тут Андрей сказал, что папы больше нет. У всех шок, ступор. Потом слезы…