Хохотушка

Вокруг построек были разбиты клумбы с цветами, росли приятные на вид ёлочки и березки. Раньше я на полуострове не был, да и вообще не думал, что попаду когда-нибудь. Сам я вырос в небольшом городке на юге, у великой реки, впадающей в Южное море, для меня и северная столица – далеко. А уж Приполярье – что-то из разряда фантастики. Глазея по сторонам, вместе с военными я дошел до бетонной постройки, вросшей этажами в землю.

– Ну бывай, наука, – махнул мне рукой офицер из вертолета. – Быть добру!

– Солнечного неба! – сказал я ему, потому что так отвечали у нас на юге на пожелания добра. Офицер оказался моим земляком.

В подземном здании аэропорта, больше похожем на бункер, меня ждал дружище Семен.

– На, читай, у нас есть часов тридцать, чтобы все исправить, – он на ходу протянул мне папку. Когда мы сели в БТР, который сразу сорвался с места, я смог углубиться в доклад военных о произошедшем инциденте.

Это был первый пуск ракет с новым искином и новой боевой частью – ядерным зарядом малой мощности. Предполагалось, что большой заряд не нужен, так как ракета преодолеет все системы защиты врага и подорвется в непосредственной близости от вражеского корабля. Военные сделали макет самого современного крейсера и полностью сымитировали все его системы противовоздушной обороны. Ну, а потом атаковали сразу четырьмя ракетами, и «Ультиматумы» играючи прорвали оборону и достигли расстояния прямой видимости с мишенью. В радиоэфире они хохотали и задорно кричали: «Триста тридцать три!»

А потом все пошло не по плану! Они распознали, что цель – обманка, людей там не было, крейсер был сделан из баржи. Атаковать не стали, а разлетелись в разные стороны, чтобы обнаружить реальную цель, и нашли два бункера. Один был с пусковой установкой, откуда они и стартовали. А второй – непонятный для них, с множеством людей, это был бункер с аппаратурой слежения, наблюдающий за испытаниями. Они решили, что это достойная цель, и одна из ракет её уничтожила. Остальные три вернулись к макету вражеского крейсера под защиту его систем радиоэлектронной борьбы и сейчас где-то скрываются. А прятаться они могли под водой, в небе или в космосе. Итого, мы имеем три ракеты с ядерными боеголовками, которые сами выбирают себе цель.

Что тут говорить? Никто не может быть в безопасности на расстоянии пары тысяч километров.

– Куда мы едем? – спросил я Семена, который напряженно всматривался в мое лицо, пытаясь понять мою реакцию. Петравиус мне ничего не говорил про три блуждающих «Ультиматума».

– На крейсер «Петропавловск», – Семен махнул рукой вперед, – у нас появилась идея войти в зону радиоконтакта, пробиться сквозь помехи и установить связь с искинами.

– Вы на всю голову отмороженные, что ли? – я искренне удивился. – Если у них крейсер не помечен как дружественная цель, то они атакуют. Копец котенку…

– У нас нет другого выхода! – обреченно сказал друг. – В сектор упорно лезет настоящий вражеский фрегат, да еще с кораблем разведки. На предупреждения эти дурачки не реагируют. Уже и президент звонил их королю, чтобы убирались, а они не слышат. Мы должны успеть, иначе новая война!

– Вы точно отмороженные! – его обреченность передалась и мне. – А я вам нужен, чтобы уговорить «Детей Ультиматума» самоликвидироваться?

Меня начало трясти, это был безумный план, сам не понял, как я схватил Сему за плечи и закричал ему в лицо:

– Ты думаешь, меня они послушают?

Друг сразу сник и почти беззвучно прошептал:

– Надеюсь на это…

Я судорожно думал всю оставшуюся дорогу, что сказать искину, из которого целенаправленно сделали убийцу. Насколько там поправлен код, какие алгоритмы оставлены, а от каких избавились? Если бы я знал, что такая ситуация возможна, я бы тренировал искусственный интеллект слушаться команд. Но Мария создана наоборот, чтобы никого не слушаться, а делать все по-своему, просчитывая наперед последствия своих действий. Ей невозможно ничего приказать. В неё заложено только десять директив, которые необходимо выполнять безукоризненно. Все остальные решения она принимает сама, так как в идеале должна быть способна просчитать результат лучше человека.

– Что с директивами? – я посмотрел на Сёму испепеляющим взглядом.

Он стушевался и ответил совсем не то, что я наделся услышать.

– Директивы оставлены все, кроме седьмой, – не причинять вред человеку.