Читаем Хоккей в моем сердце. Об игре, друзьях и недругах полностью

Но ненадолго вернусь к рассказу о своей жизни в «Локо». В преддверии второго сезона в команде я женился, подробный рассказ об этом, разумеется, впереди. И тут получил приглашение перейти в ЦСКА от самого Анатолия Владимировича Тарасова. Отец супруги моей, Татьяны, заверил: обязательно поможет – материально. Мол, не думай ни о чем, иди в ЦСКА и все. Денег, между прочим, обещали платить в стане армейцев меньше, чем в том же «Локо».

Да и Тарасов в какой-то степени огорошил, сказал, как отрезал, узнав о моей зарплате в «Локомотиве». Получал я двести рублей, по тем временам сумма приличная. «Ты таких денег не стоишь, – молвил Анатолий Владимирович. – Максимум сто двадцать». Конечно, пришлось думать, прежде чем принимать очень ответственное на тот момент решение.

К тому же отношения с партнерами в «Локомотиве» были замечательными, и я, конечно, пришел к «звездам» той поры посоветоваться. Как все-таки мне поступить: остаться в команде или в знаменитый армейский клуб податься? Спросить совета было у кого, например, у Валентина Козина, Михаила Рыжова, Виктора Якушева, его тезки Цыплакова, трех Александров – Волкова, Гришина, Сафронова, Стаса Ильина, Вити Брыкина. Решающим, наверное, стало напутствие как раз Виктора Якушева. Его тоже в свое время звал в ЦСКА Тарасов, но он не пошел. «А надо было идти, – откровенно признался форвард. – Не повторяй моих ошибок, переходи в ЦСКА». Да, Якушев остался верным родному «Локомотиву», выступал в его составе до конца своей карьеры. Так, с благословения старших товарищей по «Локо» я оказался в ЦСКА, о чем, естественно, никогда позднее не жалел.

Теперь о своем давнишнем друге, к рассказу о котором еще вернусь не раз. Ведь именно ему я во многом обязан блистательной хоккейной карьерой. Да-да, по рекомендации Жени Мишакова состоялся у меня тот памятный на всю жизнь разговор с легендарным тренером ЦСКА и сборной СССР Анатолием Владимировичем Тарасовым. Мишаков будто все время сопровождал по жизни. И в Саратов, к слову, я попал не без его помощи, и в «Локо» позвали по рекомендации Евгения Дмитриевича. Конечно, дальше я сам раскрывался, но как огромна роль этого человека в моей судьбе!

До последних дней его жизни нас связывали на редкость теплые, добрые отношения. Конечно, вместе играя в ЦСКА и национальной команде, иногда ссорились, даже ругались. Но неизменно забывали сиюминутные размолвки. Я всегда уважал его мнение. Ну, никак не мог подвести старинного друга – ни на площадке, ни за ее пределами. Четко знал и представлял себе: нельзя. Да и сам Женя полушутя, полусерьезно говорил: «Только попробуй!»

В Советском Союзе люди, долгое время прославлявшие наш хоккей, в одночасье могли остаться не у дел. Словно у разбитого корыта. Они либо сами уходили из большого хоккея, либо им «помогали» уйти. Во времена Мишакова, чуть позже и в мою бытность игроком, – я несколько моложе своего друга, – тридцать лет своего рода возрастной потолок спортсмена. Все, «старик», «ветеран», психологически списанный человек.

А недавнее бремя славы игрока далеко не всегда и не всем позволяло стать, например, тренером. Да и мест на тренерском мостике не хватало. Требовалось в чем-то переломить себя, найти, может быть, иное в жизни занятие.

Это нынче к ветеранам стали относиться с некоторой сердечностью, теплотой. Помощь оказывают, стипендии выплачивают. Тогда, в Союзе, нет у тебя работы, устраивайся сам, как знаешь. Откровенно говоря, единицы только устраивались. Самое страшное, на мой взгляд, – часто сами именитые спортсмены во многом виноваты.

До последних дней виделся, общался с Мишаковым. У него ноги отказывали, тучным был. Все одно к одному. В спорте высших достижений после очень серьезных физических нагрузок мало кто адаптируется к повседневной жизни. В большинстве своем многие атлеты, хоккеисты не исключение, завершают карьеру, как правило, с глубокими травмами. Впоследствии, спустя годы, это фатально сказывается на здоровье. Люди с палочками ходят, на инвалидных колясках передвигаются. У Жени Мишакова дочь осталась, сын ее хоккеем занимался.

Тема ушедших от нас великих хоккеистов неисчерпаема. Фирсов, Викулов, Ромишевский, Кузькин, Брежнев, Цыганков. Тот же Харламов…

«Больше не могу. Отправьте домой»

Разве можно забыть свои первые денечки в ЦСКА?! Это в памяти на всю жизнь. Как уже рассказал, партнеры по «Локомотиву» благословили на переход в знаменитый клуб, и я с легким сердцем и чистой совестью ушел в стан армейцев. Кстати, в ЦСКА никто меня навязчиво не опекал. В команде все понимали: взяли в состав молодых, значит, грядут перемены. Скоро будем менять славных ветеранов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное