Хоккейная эпопея

Все сбылось. Кроме одного: не успел поиграть за профессионалов. Увы, в 84-м наши спортивные и другие начальники об этом и слышать не хотели. Годом раньше журналисты в Канаде меня спросили: "А если бы вы играли здесь, то какой клуб предпочли?" "Конечно "Монреаль канадиенс", — ответил я, не задумываясь. — Это как у нас ЦСКА". И что вы думаете! Мой безобидный ответ, оказывается, был взят в Москве на заметку. Много позже я узнал, что в Главпуре на меня было заведено целое досье. Там решили, что Третьяк переметнулся к профессионалам. Ретивые генералы готовились предпринять против меня очень крутые меры. И трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не один из заместителей начальника Главпура, оказавшийся моим старым болельщиком и просто здравомыслящим человеком. Он-то и осадил сторонников жестких санкций.

Правда состоит в том, что "Монреаль" действительно включил меня в свой драфт, а руководители клуба неоднократно просили Москву отпустить Третьяка поиграть в Канаду. При этом нашей федерации хоккея за меня предлагали огромные суммы в долларах. Это сейчас российские "легионеры" сами распоряжаются своими гонорарами, а тогда об этом и речи не было. Помню, однажды с разрешения нашего посольства я участвовал в рекламе одной крупной фирмы, за что получил 50 тысяч долларов. Все они, естественно, были изъяты "в фонд государства". Так было бы и в том случае, если бы я каким-то чудом оказался в составе "Монреаль канадиенс". Ну и что… Я продлил бы свою хоккейную жизнь, а наш спорт благодаря этому получил бы несколько миллионов долларов. Всем хорошо. Увы… У генералов была своя логика, которая вскоре и привела их к тому, что не стало ни Главпура, ни ЦК.

Я слышал о том, что когда руководители "Монреаля" приезжали в Москву и заводили разговор обо мне с нашими военно-спортивными чиновниками, то они им отвечали: "У Третьяка отец — крупный советский военачальник и поэтому, сами понимаете…" Хотя на самом деле генерал армии Третьяк был мне просто однофамильцем. Но ложь срабатывала.

В 1986 году клуб "Эдмонтон ойлерс" пригласил меня поработать у них вторым тренером. Без особой надежды на успех я отнес письмо в Спорткомитет — ответа жду до сих пор. Разве я заслужил такого отношения?

…Да, пора было уходить. Я устал. В перерывах между периодами я теперь с трудом доплетался до раздевалки: кружилась голова, ноги становились ватными.

В Архангельском все прошлые годы я обычно жил в одной комнате с кем-то из вратарей. Но теперь руководство команды старалось поселять меня одного, без соседей. Это вовсе не было данью заслугам, как кому-то могло показаться. Я никогда не просил для себя никаких привилегий, да и жить вдвоем веселее, чем одному. Но наш доктор решил, что так мне легче настраиваться на матчи. Доктор видел, как сдают мои нервы. Кстати, психологическую усталость усугубляла сама эта продолжительная полуказарменная жизнь в Архангельском. Конечно, я бы с большим удовольствием и большей пользой для своих истерзанных нервов ночевал каждый день не на базе, а дома, как это делают канадские профессионалы, но у армейских тренеров на этот счет существовало свое незыблемое мнение. Может быть, они не хотели создавать прецедента? Факт остается фактом: вплоть до прощания со льдом я, как и 15 лет назад, не имел права сам распоряжаться своим свободным временем. Лишь раз или два в неделю меня вместе с другими милостиво отпускали "в увольнение".

Уже давно рядом не было никого из тех, с кем я начинал. Это тяжело, особенно когда выпадали часы отдыха. У молодых ребят свои интересы, свои любимые фильмы и мелодии. Меня уже не радовали ни рыбалка, ни шахматы, ни кино…

Да, пора уже было повесить коньки на гвоздь. Прощай, хоккей. Рано или поздно это должно было случиться, но лучше, чтобы это произошло и не рано и не поздно. Я уходил со льда потому, что уже не было сил, которые положено иметь первому вратарю. А вторым я никогда не был. Я покидал лед с сознанием выполненного долга. И дело даже не в тех наградах, которые завоеваны. А в том, что все эти годы я честно и добросовестно служил своему клубу и нашей сборной.

22 декабря 1984 года. Прощальный матч. Стоя последний раз в форме хоккеиста сборной СССР, я всматривался в лица болельщиков на трибунах. Низкий поклон вам, друзья! Кто бы я был без вас, без вашей поддержки. Вы много лет делились со мной своей силой, верой, оптимизмом.

Я всматривался в свое прошлое, Перебирал в памяти эпизоды ярких хоккейных поединков, вновь ощущал на губах соленый пот тренировок.

Все это было, и все это навсегда останется со мной.