Хоккейный волшебник

— Правду народ баить, если мозгов нет, то в тридевятом царстве не сыщешь. Тряханули тебя по-богатырски, шо дух чуть не вылетел. Пришлось тайные знанья применять. Вертать обратно. Не каждому, ох, далеко не каждому така честь даётся. О тебе ишь как заботются, прямо о младенце. Ну да ладнось, не моё эт дело. Значить, надобно так. Я ведь будущего не вижу, могу лишь предполагать, шо там буить. Утомил ты меня. Давненько я стоко слов зараз не говорил, — старичок вздохнул и сел на появившийся из ниоткуда маленький стульчик.

— Я вот хотел ещё спросить, — замялся Демид. — Сколько вам лет?

— Сколь есть, все мои, — устало отозвался старичок. — Забыл как меня зовут или не понял? Мне приятно когда по имени отчеству зовуть.

Демид покраснел. Он постеснялся переспросить в прошлый раз и сейчас чувствовал некую вину.

— Фома Лукич, — усмехнулся старичок. — Живу давненько на этой земле. Многие о нас не знають, не всем мы показываемся. Времена идуть, люди меняются, новые поколения теряють память прошлого. Им кажется, шо прошлое осталося в прошлом и нас давно ужа нет. Они ошибаются, а мы живём рядом с ними. Бывает шалим чуток, — он мечтательно улыбнулся. — Соскучился я по милым шалостям.

— А как же язык? Здесь на другом языке говорят, не на русском.

— Так ить мне без разницы кто как талдычит. Я всех понимаю. Сказать по ихнему не могу, а понять понимаю. Все языки от одного корня. Хватить болтать. Вертайся обратно. Нам нельзя людишек в потайной комнате долго держать. А то мало чего удумаете.

Фома Лукич встал со стульчика, щёлкнул пальцами…

Боль в плече была первой, что почувствовал Демид. А потом перед глазами пронеслись озадаченные, испуганные, озабоченные лица хоккеистов, судей, тренеров, врачей. Кто стоял, кто сидел, но все взгляды скрещивались на нём. Вздох облегчений прокатился от стоящих рядом куда-то дальше. Демиду показалось, что кто-то необыкновенно огромный утробно выдохнул с облегчением. Голова наполнилась какофонией звуков, в которых смех, радость, плачь и что-то такое, что проникло внутрь Демида. Сейчас мир вращался вокруг него. Весь стадион стоял и смотрел на него! Пусть и на огромном табло. На табло крупным планом на льду камера выхватывала Демида. Без каски, краг, бледного и ничего не понимающего, что происходит в округе. Но тысячи глаз были устремлены именно на него одного!

Врач команды и ещё двое в штатском ошарашено смотрели на Демида, который начал вставать на колени. В их глазах одновременно читались страх, испуг, радость. Врач команды с наморщенным лбом выставил в сторону Демиду раскрытую ладонь, словно пытался защититься.

Рядом с собой, на льду, Демид обнаружил носилки и сидящих на коленях, совершенно ничего не понимающих двух санитаров.

И всё это пронеслось мгновенно. Мозг воспринял, но не успел переработать полученное. Кто-то подхватил его под руку, помог подняться и покатился с ним с скамейке запасных, чрезвычайно бережно поддерживая за руку и за талию.

Хоккеисты расступались и провожали их взглядами, а некоторые катились рядом, готовые в любой момент помочь, поддержать. И что самое главное отметило сознание Демида, парни были из своей и чужой команды.

Что случилось такого, что весь стадион встал и вскоре аплодисменты звучали под сводами ледового дворца настолько дружно, что казалось им предшествовала ни одна изнурительная репетиция.

Только на скамейке, когда Демид сунули под нос флакончик с нашатырём, и реальность происходящего резко ворвалась в его сознание.

Врач команды суетился рядом и требовал увести Демида в подтрибунное помещение. Озадаченные тренеры дали согласие. Но тут произошло то, что никто не ожидал. Демид оттолкнул руки врача.

— Дмитрий Владимирович! Я хочу играть и могу играть! Почему меня хотят увести в раздевалку?

Главный застыл в ступоре, глядя на Демида, словно впервые его увидел. Врач развёл руки в сторону.

— Надо пройти медобследование, — проговорил главный и поднял взгляд на табло.

Табло продолжало держать в центре внимания Демида.

Врач опять засуетился, потянул за руку. Смущённый продолжительным вниманием, Демид, подчинился.

И только в раздевалке холодный рассудок взял верх. Демид смотрел, как врач осторожно обращается с ним. Но то, что произошло до этого, всё ещё казалось нереальным, каким-то вымышленным, произошедшим не с ним, а возможно с его двойником.

Демид сидел в трусах на стуле посреди раздевалки, рядом валялась хоккейная амуниция. Болело плечо. Движения не были скованы, но боль ощущалась.

— Что там произошло? — спросил Демид, когда врач поднёс к его груди стетоскоп.

Врач дёрнулся, словно обжёгся.

— Если бы я ещё понимал, — буркнул он и очень осторожно повторно приложил стетоскоп.

— И всё-таки?

Врач отошёл от Демида на некоторое расстояние, помолчал. Почесал раскрытой пятернёй затылок.

— Ёшки-трёшки, как это рассказывать? — процедил врач.

Выражение «ёшки-трёшки» Демид слышал от него впервые. И озадаченность заданным вопросом возникла огромным вопросом в голове.

— Ну, так, как-нибудь… хотелось бы понять…